В «священных рощах», «шаманских местах», привилегированных охотничьих угодьях лес сберегали ради дичи.
Но было бы невероятным, если бы наши наблюдательные предки не обнаружили самостоятельной ценности девственных лесов и не организовали бы их охрану ради них самих либо ради уникальной лесной продукции.
Некоторые авторы видят прообраз лесных заповедников в засеках — искусственных завалах леса, создававшихся в XVI — XVII веках для защиты южных границ Руси от набегов кочевников. Со временем они протянулись на многие сотни километров.
Действительно, на территориях, расчерченных засеками на параллельные полосы, отчетливо прослеживаются элементы заповедности. В межполосьях запрещались все виды лесных пользований, ведение сельского хозяйства, прокладка дорог и троп. Засеки охранялись специальной лесной стражей, за нарушение запретов были установлены суровые кары.
Большинство засечных линий постепенно утратило свое оборонительное значение и прекратило существование, леса между ними подверглись рубкам. Лишь кое-где они хорошо сохранились, что позволило в 1935 году организовать заповедник, который так и назывался — «Тульские засеки». (Теперь уже такого заповедника нет и восстановление его маловероятно.)
Точно так же трудно считать настоящими «празаповедниками» корабельные леса и корабельные рощи, появившиеся при Петре I, а потом при Екатерине II. Ведь они выделялись как сырьевая база для строительства русского флота и из них неоднократно брали большое количество строевой древесины лучшего качества. Поэтому установленный для этих лесов (в документах они нередко именовались «заповедниками») строгий режим охраны был относительным и касался только «посторонних» порубщиков.
Паши оговорки, конечно же, нисколько не умаляют первых попыток регламентировать лесопользование: именно благодаря им до сегодняшней поры сохранились такие уникальные лесные массивы, как Шипов лес в Воронежской области. Просто речь идет о том, что элементы заповедности не решали еще задачу полной охраны лесных угодий.
А вот мероприятия по сбережению водозащитных лесов, истоки которых относятся к тем же далеким временам, приводили — хотя бы ненадолго — к возникновению урочищ с подлинно заповедным или полузаповедным режимом. В начале XVIII века была запрещена рубка деревьев у больших рек и на расстоянии 20 верст — от малых; там не допускалась даже пастьба скота. Охранные меры (с перерывами) совершенствовались, охватывая все новые территории. Лесной устав России, принятый в 1888 году, уже выделяет особую категорию лесов, среди которых различались собственно водоохранные, почвозащитные, горные, берегозащитные; в них безусловно воспрещался ряд «активных» сельскохозяйственных работ.
Частные владельцы иногда стремились обеспечить полную неприкосновенность своих лесных угодий. Так было, например, в имении графов Шереметевых на реке Ворскле. Чтобы войти в заповедный массив, требовались билеты-пропуска (значит, графы содержали лесную стражу). Кстати, ныне там находится государственный заповедник «Лес на Ворскле», основанный впервые в 1925 году.
За Уралом, где леса были «немеренными», население проявляло заботу о наиболее хозяйственно ценных и в то же время потенциально уязвимых урочищах, брало их под опеку. Благодаря этому «припоселковые кедровники» Западной Сибири, в частности, просуществовали почти до наших дней.
Исследователи обращают внимание на роль церкви в развитии заповедного дела в России. Не секрет, что у монастырей имелись огромные земельные наделы, в том числе и покрытые лесом. Сплошь и рядом, тем более в условиях островной изоляции, в церковных владениях запрещали охоту и рубки леса. Б. М. Житков, русский и советский естествоиспытатель и охотовед, в одной из своих работ, опубликованных до революции, к таким своеобразным «празаповедникам» причислил Соловецкий монастырь, на землях которого охранялись гнездовья гаги, Саровскую пустынь, остров Валаам, ставший сегодня историко-культурным заповедником, и другие.
Любопытна «судьба» Толшевского монастыря для ссыльного духовенства, поставленного в Усманском бору близ станции Графская. Прекрасный, спелый сосновый лес, вплотную примыкающий с севера к центральной усадьбе заповедника, был сбережен, не уничтожен только усилиями монахов. Старожилы до сих пор называют его «монастырским бором».