Бобр занимает обособленное положение среди грызунов и характеризуется главным образом признаками, носящими характер приспособлений к водному образу жизни.
Приспособления эти выражаются в длинном, плотном, не пропускающем воду мехе, в снабженных большими плавательными перепонками задних лапах, в мускулистом плоском хвосте, покрытом мелкими чешуйками, который играет роль весла при плавании, наконец, в особых клапанах, закрывающих ноздри в летнее и осеннее время бобры часто отходят на некоторое расстояние от коды в поисках нищи, но тяжелый хвост и короткие ноги делают бобра чрезвычайно неуклюжим вне воды. Зато, попав в свою родную стихию, он как бы мгновенно перерождается, начинает ловко плавать, нырять, подолгу оставаясь под водой, и выныривать, выставляя наружу, смотря по степени безопасности, в которой он себя чувствует, то один лишь нос, то всю голову. Если вокруг все тихо, то можно наблюдать и спокойно плывущего бобра с выставленным на поверхность хребтам и поднятой головой, держащего во рту толстую отгрызанную палку.
В естественных условиях бобр выходит победителем из борьбы за существование благодаря своему ночному образу жизни, способности плавать и нырять, запасам нищи, которые он делает, заранее нагрызая ветки, благодаря разнообразию употребляемых им в пищу растительных веществ, но главным образом благодаря колониальному образу жизни, позволяющему ему строить замечательные плотины и другие сооружения. Бобрам для того, чтобы добраться до сочных молодых ветвей, приходится сваливать иногда деревья, достигающие полметра и более в поперечнике. При этом большими острыми резцами зверь выгрызает глубокую кольцевую борозду, суживающуюся в вершине, так что перед падением ствол в месте погрыза имеет вид двух конусов, сходящихся вершинами. Заслуживающий полного доверия исследователь рассказывает о случае, когда огромное дерево, почти в три четверти метра поперечником, было повалено так удачно, что упало своей вершиной прямо в середину небольшой бобровой запруды. Но надо полагать, что это была не более как счастливая случайность, ибо такие удачи бывают сравнительно редко, и часто дерево падает в обратную сторону от воды.
Бобры устраивают плотины, служащие для поднятия воды, иногда на весьма значительную высоту, вокруг их «хаток», как называют у нас в Полесье наземные жилища бобров. Глубокая вода им нужна, чтобы вход в хатку был затоплен и чтобы зимой иметь возможность плавать подо льдом. Плотина представляет собой вал из древесных стволов, ветвей и другого растительного материала, скрепленного илом и камнями. Ветки бобры натаскивают, держа их во рту, камни же приволакивают, прижимая их к груди передними лапами. Хотя бобры иногда запружают сравнительно широкие речки, так что длина запруды достигает 150 и даже 200 м, но обычно они ограничиваются небольшими ручьями. Утверждают, что плотина сооружается прямо поперек ручья, если он течет медленно, и имеет выгнутую форму, вершиной, обращенной по течению, если оно сильное. Но вполне возможно, что кривизна эта объясняется не старанием бобров, а работой водного потока.
Часто ивовые ветки плотины пускают корни и разрастаются, скрепляя все сооружение и скрывая его летом своей листвой.
Бобры устраивают помещения для жилья двух родов. В тех местах, где они себя не чувствуют в полной безопасности, а также на больших реках с крутыми берегами и изменчивым уровнем воды они роют норы, которые открываются под водой и ведут в расширенное помещение, расположенное уже над уровнем воды. Но в тех местах, где это позволяет местность, где бобры живут значительными колониями и чувствуют себя в полной безопасности, они сооружают свои любопытные «хатки». Хатка представляет грубое с виду коническое сооружение из ветвей и ила, имеющее высоту от 1 до 2 ,м и ширину у основания от 2 до 8 м. Вход в нее открывается под водой. Иногда бывает и несколько входов. Часть помещения внутри хатки занята под жилье, часть — под склад ветвей, сложенных про запас на зиму. Иногда значительные склады ветвей устраиваются на дне водоема, близ входа. Имеются указания, что осенью бобр обмазывает хатку снаружи толстым слоем ила, который, замерзая зимой, служит не только для сохранения тепла в помещении, но и надежной защитой от волков и других хищников. Но сведения эти нуждаются в проверке. Следует отметить, что авторы, описывающие хатки как чрезвычайно искусные постройки, впадали в сильное преувеличение. На самом деле постройки эти представляют довольно беспорядочные сооружения.
Кроме плотин и хаток бобры устраивают каналы, по которым сплавляют строительный материал и корм. Они получают особое развитие в старых поселениях, где ближайшие к жилищам деревья уже с резаны и зверям приходится доставлять материал издалека. Как уже говорилось, бобры вне воды крайне неуклюжи и с трудом двигаются по земле, неся большую ветвь в зубах, торчащую по обеим сторонам рта. Правда, они пробивают тростинки, облегчающие им перенос материала, но все же только отчасти. Каналы, сто которым бобр может плыть, устраняют эти затруднения. Сооружения эти бывают длиною больше сотни метров. Иногда они соединяют две близко подходящие друг к другу реки, иногда прорезают остров. Именно при устройстве каналов особенно наглядно выступает необходимость совместной работы бобров, так как один зверь бывает не в силах продолжить их на достаточно длинное расстояние.
Едва ли можно назвать бобра сообразительным животным, — он уступает в этом отношении очень многим зверям, хотя бы лисице и хорьку, но он животное колониальное, и в этом его сила. Благодаря этой колониальности он вышел победителем из жизненной борьбы, и если бы его не истреблял в течение многих веков человек ради ценного меха и когда-то еще более ценной бобровой струи, он, можно сказать уверенно, и теперь был бы столь же многочисленен, как в прошедшие исторические времена, когда обитал огромное пространство от Пиренейских гор до Охотского моря и жил везде, где существовала вода и древесная растительность из лиственных пород, проникая вместе с плавнями рек далеко к югу в область открытой степи. В настоящее же время бобр сохранился в пределах Евразийского материка только в немногих местах и находится под полным запретом.
В Америке он многочисленней, но все же значительно сократился в числе. В Западной Европе небольшие колонии имеются во Франции на Роне, в Германии на Эльбе и более многочисленные поселения в Норвегии. У нас бобры живут в Белоруссии, преимущественно по верхнему течению р. Березины и по среднему течению р. Осока, на Украине, главным образом в ее северо-западной части по правым притокам р. Днепра, и в бассейне р. Воронежа. Сохранились они также и в Западной Сибири, по левым притокам нижней Оби (бассейны Сосьвы и Конды). По данным Г. Л. Грове, относящимся к 1931 г., всего на территории СССР жило тогда около 900 бобров, которые распределялись так: в бассейне. Оби их было приблизительно 300, в бассейне Днепра — около 290, а по реке Воронежу — около 300. В настоящее время благодаря принятым мерам охраны число бобров в Белоруссии значительно возросло, так что А. В. Федюшин определяет их количество здесь на сегодня самое меньшее в 300—350 штук. Особенное значение в деле сохранения наших бобров имеют: Белорусский заповедник, расположенный на р. Березине близ города Борисова, где в 1924 г. было около 22 обитаемых хат, а уже к концу 1932 г. около 60, специально бобровый заповедник на реке Усмани в окрестностях Воронежа, в котором живет до 200 зверей, и утвержденный в 1923 г. Кондо-Сосьвенский. Особого внимания заслуживает то, что бобры в б. Воронежской губ. были в свое время поголовно истреблены, и живущие теперь там животные являются потомками пяти штук, завезенных сюда в 1886 г. из Польши. В данном случае мы имеем блестящий пример, насколько жизнен сам по себе бобр и как быстро может он размножиться при благоприятных условиях. У нас применяются меры не только по охране бобра в местах, где он уже имеется, но и по акклиматизации. Так, в 1934 г. из Воронежского заповедника в Лапландский было переселено 8 бобров, а в 1935 г. 20 бобров из Кондо-Сосьвенского заповедника было выпущено на р. Демьянку (правый приток Иртыша).
Все эти работы должны привести к тому, что и в нашей стране бобр со временем размножится, как он размножился в Норвегии, где жалкие остатки его были взяты в 50-х годах прошлого столетия под строгую охрану и где теперь насчитывается уже около 14 тыс. бобров, так что разрешена, правда с большими ограничениями, охота на них.