«Теперь совершенно ясно,— утверждает писатель Фазиль Искандер,— что при возделывании любой пустыни надо оставлять клочок земли невозделанным, чтобы там мог жить вопиющий. С одной стороны, мы, конечно, при этом теряем небольшую часть пустыни, но, с другой стороны, пока оттуда доносится глас вопиющего, у нас гораздо больше шансов, что остальная часть пустыни будет возделана честно».
Искандеровский вопиющий, призывающий к сохранению ради общего блага нетронутых оазисов, благороден в своей правоте, но он не представляет в полной мере масштабности проблемы. Было бы не так уж сложно с ней справиться, если бы заповедникам угрожали только (сами по себе очень опасные!) притязания «ортодоксальных экономистов» и «бездумных преобразователей».
…Вновь вернемся в Воронежский заповедник. (Пусть читатель извинит за обилие ссылок на него, для меня это хорошо знакомая модель, к тому же довольно типичная и имеющая прямое отношение к обсуждаемым вопросам.) Основу пойменных экосистем заповедника составляют два левобережных притока Воронежа — Ивница и Усманка. И если Ивница почти целиком заповедная речка, водосбор которой, за исключением верховий, находится в пределах лесного массива, то с Усманкой дела обстоят по-иному. Ее истоки довольно далеко от северной границы заповедника, в Липецкой области, и, прежде чем попасть в заповедный бор, она проходит десятки километров по обрабатываемым полям, пересекает несколько деревень и минует город Усмань. Есть еще, более крупный, левобережный приток — река Девиченка, которая течет по заповеднику лишь на протяжении 3—4 километров; ее истоки, преимущественный водосбор — на колхозных и совхозных нивах.
Помню свои впечатления от заповедной части Усманки начала 50-х годов. Чуть выше центральной усадьбы, за небольшой переузиной тянулась цепочка плесов. Они назывались «Первый», «Второй», «Третий». Плесы были глубокие, чистые, в их водах отражались куртины высокой ольхи. Вдоль западного заболоченного берега шла неширокая полоса осоки и рогоза, переходящая в узкую полоску кувшинок, кубышек и рдестов. За годы моей работы в заповеднике характер плесов существенно не изменился, хотя прибрежное зарастание постепенно расширилось и там появился телорез — зловещее растение, развитие которого ведет к умиранию открытых водоемов.
Попав на Усманку после долгого отсутствия, я с трудом узнал ее. Катастрофически обмелел плес ниже бобровой фермы, где песчаный берег ранее служил постоянной приманкой для любителей купания. Теперь его можно было перейти вброд. Металлические ограды бобровых выгулов, прежде погруженные в воду, вознеслись высоко над ее поверхностью. По переузине, ведущей к плесам и в былые времена вполне «судоходной», лодку пришлось тянуть за цепь.
А прекрасные плесы? Они съежились, почти лишились водного зеркала, обмелели. С обоих берегов на них наступали сплошные поля телореза. Перемены были разительными. Старожилы рассказали, что за год до того, в жестокую засуху, плесы впервые за всю историю заповедника превратились в бочажки с жидкой грязью на дне.
Что это? «Естественное течение природных процессов»? Неизбежное следствие развития растительности, к которой по-хозяйски не прикоснулась рука человека? Нет. Главная причина — на окрестных полях, подверженных водной эрозии. Сплошное культивирование обширных массивов пашни, уничтожение полевых ручьев и болотец, распашка систем временных весенних водотоков привели к тому, что полые воды и ливневые потоки систематически смывают поверхностный слой почвы, и она год за годом, оседая на дно, накапливается в Усмани и ее притоках, приближает их гибель.
Помните ставший классическим публицистический очерк Василия Пескова «Река моего детства»? Он написан об Усманке, о той самой Усманке, которая течет по Воронежскому заповеднику. И которая, выйдя из него, устремляется к родине журналиста, селу Орловка. Песков прошел речку от истоков до устья и нарисовал печальную картину уничтожения одной из многих водных артерий, некогда досыта питавших могучий Дон. Распашка поймы по самый урез воды, хаотический и избыточный выпас скота, разрушение веками складывавшихся мельничных запруд, раскорчевка полевых болотец и родников — именно такого рода беды обрушились на малые реки Черноземья. Могло ли это не отразиться самым губительным образом на охране природы края?!
Вывод из описанных фактов ясен: заповедование части экологической системы, без учета ее взаимодействий с внешними, незаповеданными участками, не в силах полностью сохранить выведенные из хозяйственного использования уголки природы.
Подобное положение, в большей или меньшей мере, присуще всем заповедникам России. Все они испытывают воздействие антропогенных факторов.
Здесь нелишним будет напомнить, что под антропогенными факторами понимаются все формы деятельности человека, оказывающие воздействие на природу и среду нашего обитания. Их очень много, и они чрезвычайно разнообразны. Даже простое присутствие человека в каком-либо уголке природы может служить причиной возникновения цепочки отрицательных последствий: вытаптывания растений, механического уничтожения ползающих и бегающих по поверхности почвы беспозвоночных животных, распугивания птиц и зверей, особенно занятых выведением и выращиванием потомства (с пребыванием человека на природе связан так называемый «фактор беспокойства»). Что же тогда говорить о последствиях глобальных деяний — вроде строительства крупных водохранилищ или мелиорации миллионов гектаров земельных угодий? Вызываемые ими перемены трудно предсказуемы…
Правда, некоторые антропогенные воздействия на растительный и животный мир неоднозначны и даже противоречивы. Классический пример: вырубка спелых хвойных лесов на больших территориях лишает нормальных условий жизни соболя, глухаря, рябчика, но — после зарастания лесосек лиственными породами — создает условия для увеличения численности таких видов, как лось, благородный олень, заяц-беляк, тетерев… (Мы оцениваем лишь влияние рубок на охотничьих животных, в целом же оно намного шире, причем отрицательные последствия преобладают.) Это обстоятельство тем не менее не относится впрямую к нашей теме, ибо задача заповедников — предотвращать любые хозяйственные мероприятия в охраняемых экосистемах.
Обобщение имеющейся информации, которая регулярно находит отражение в «Летописи природы», анализ накопленного к настоящему времени материала позволили отделу заповедников и заказников Центральной научно-исследовательской лаборатории охотничьего хозяйства и заповедников получить общую картину и сделать следующие выводы. Во-первых, нет ни одного заповедника, полностью свободного от антропогенных воздействий. Во-вторых, по разнообразию и силе они оказались гораздо большими, чем предполагалось ранее. Возможно, по отдельности они были известны исследователям, ничего нового не открыто, но вся суть — в осмысливании глубины и роли явления, в осознании его масштабов, в поисках эффективных выходов.
Антропогенные факторы делятся прежде всего на внутренние и внешние. Очевидно, что внешние — это те, источники которых находятся за пределами заповедников, как, скажем, в случае с обмелением реки Усманки. (Мы еще вернемся к ним.) Следовательно, внутренние — все остальные, обнаруживающиеся непосредственно на охраняемой территории, обусловленные эндогенными — так говорят ученые — причинами.
Необходимо еще одно разграничение. Антропогенные воздействия могут относиться и к прошлому и к настоящему. Многие заповедники были организованы на землях, подлежащих до того хозяйственному использованию. Нередко бывает, что за какое-то время до установления охранного режима велись рубки и заповеданными оказались не коренные, свойственные данной местности типы леса, а производные. Иными словами, когда рубки прекращаются, их последствия ощущаются десятки лет, если не столетиями. На постепенное восстановление коренных типов, придание им устойчивого (климаксового) состояния требуется очень долгий срок. И «течение природных процессов» здесь нельзя считать полностью «естественным», поскольку толчок им дала когда-то хозяйственная деятельность.
В том же ряду другие работы на заповеданной позже территории: распашка земель, интенсивный выпас скота, истребление каких-либо видов растений и животных или, напротив, искусственная интродукция чуждых организмов. Некоторые следы вмешательства человека стираются, сглаживаются сами собой, и экосистема принимает свой первоначальный облик. Но чаще, особенно если чужаки укоренились в местных природных сообществах, надежды на самовосстановление исконно складывавшихся связей нереальны.
Формы прошлых антропогенных воздействий относительно немногочисленны, однако распространены они широко. Ведь редко какой заповедник удалось создать в совершенно нетронутой природе — человек сумел проявить себя почти повсеместно.
Основной же парадокс в том, что и после организации заповедников в них продолжают действовать… внутренние антропогенные факторы, уже не прошлые, а современные. Отбросим в сторону как явно несоответствующие задачам заповедников факты прямого хозяйственного использования их природных ресурсов ради «повышения доходности», «достижения самоокупаемости» и т. д. Мы уже ясно осознали, что такой подход совершенно неприемлем. И в заповедниках республики, находящихся в ведении Главохоты РСФСР, прямая производственная деятельность категорически запрещена.
Прямая… А если под каким-либо внешне убедительным предлогом? В том же Воронежском заповеднике работал ученый-лесовод Митрофан Петрович Скрябин, о прекрасных исследованиях которого упоминалось выше. Ему не нравилось состояние лесов заповедника — несоответствие древостоев условиям обитания, их пониженная сопротивляемость вредным насекомым, паразитарным грибам и многое другое, что прежде было спровоцировано человеком. Он считал, что нецелесообразно, не в духе времени сложа руки дожидаться восстановления коренных типов леса, обладающих устойчивостью и высокой производительностью, естественным путем, так как для этого требуются чуть ли не века. И он предложил специальные лесохозяйственные мероприятия, предусматривающие проведение так называемых рубок реконструкции. При этом должны были удаляться в несколько этапов виды деревьев, не свойственных данным условиям, а также вырубаться поврежденные и ослабленные деревья. Следует добавить, что для «лесного хозяйства» заповедника были вполне обычным делом осветление, прочистки, прореживание насаждений, санитарные и биотехнические рубки и т. п.
Добросовестное заблуждение ученого, не желавшего равняться на медленное течение природных процессов, оказалось на руку радетелям «самоокупаемости». В результате различных рубок, в том числе и рубок реконструкции, в заповеднике были заготовлены сотни тысяч кубометров деловой и дровяной древесины. В 50-х годах ежегодно вывозили из леса от 30 до 50 тысяч кубометров. Местами заповедник напоминал типичный лесхоз.
Каков финал? А. М. Красницкий пишет:
«Лесохозяйственное омоложение лесов Воронежского заповедника, вызвавшее резкое повышение численности диких копытных, привело к массовому затравливанию естественного возобновления и подроста древесных пород. Эффекта же восстановления коренных типов в Воронежском заповеднике достигнуто не было».
Неудачным был опыт реконструкции осинников и в Хоперском заповеднике. Там так же без заметного успеха пытались использовать рубки леса как средство борьбы с усыханием дубрав.
Последователи М. П. Скрябина, работавшие в 70-х годах, предлагали уже более «мягкие» способы возрождения коренных растительных сообществ — фитоценозов: «шпиговку» желудей под пологом перестойных осинников с частичной минерализацией почвы и подсевом семян сосны в других типах леса.
Думается, авторы подобных рекомендаций исходили и исходят из неверных методологических принципов, противоречащих задачам заповедников. Если уж по каким-либо причинам заповеданы производные (вторичные) типы леса, следует организовать их изучение, проследить (пусть на протяжении многих десятилетий, заповедники создаются на века!) пути естественной трансформации лесных экосистем, нарушенных когда-то деятельностью человека. Все попытки «интенсификации» заповедного «лесного хозяйства» не дают истинных научных результатов и влекут за собой недопустимые вмешательства в охраняемые экосистемы…
Однако, хотим мы или нет, с некоторыми современными внутренними антропогенными воздействиями приходится мириться. Необходим комплекс заповедно-режимных мероприятий, к числу которых относится профилактика лесных пожаров и борьба с ними. Мы не имеем права отдать заповедные леса во власть огню, тем более что причины многих загораний связаны с присутствием и деятельностью человека. С противопожарной целью оборудуются минерализованные полосы, прокладываются просеют, дороги, строятся наблюдательные вышки и т. д.
Нужно вести научные наблюдения, устраивать пробные площадки, проводить регуляционные мероприятия (о них — дальше), то есть в заповеднике не обойтись без осторожного, но все равно вмешательства в жизнь природы. Если отказаться от крайностей наподобие рубок реконструкции, то внутренние антропогенные воздействия не опасны, надо лишь хорошо знать их и четко представлять последствия. А вот внешние…
Здесь вовсе не случайно взят заголовок «Оазисы посреди бушующего моря». Разнообразие и масштабы хозяйственной деятельности быстро растут, и это не может не отражаться на состоянии природоохранных территорий. В особенно трудном положении оказываются небольшие заповедники, расположенные в густонаселенных и промышленно развитых районах.
К примеру, Центральночерноземный заповедник. Его адрес — центр европейской части республики, Курская и Белгородская области. В округе господствует горнодобывающая промышленность, сельское хозяйство поставлено на рельсы интенсификации. И «внутри» несколько крохотных заповедных островков общей площадью около 5 тысяч гектаров… Простор для кризисных ситуаций. Обеспокоенный создавшимся положением, директор заповедника, ныне покойный Краснитский, выступил в «Правде»:
«Ямской участок заповедника (Белгородская область) соседствует с Лебединским рудником и горно-обогатительным комбинатом КМАруды, городом Губкиной. Волны мутных вод хвостохранилища комбината бьют о заповедный берег, орошая его своими брызгами. Меняется гидрологический режим этого участка, изменяется его первозданная природа…
Более десяти лет чадно дымит соседствующая со Стрелецким участком заповедника Курская городская свалка промышленных отходов. Нередко дым сплошь накрывает заповедную территорию, отравляя флору, фауну, почву…
На западной и южной границах Стрелецкого участка базируется колхозная свиноферма и ферма крупного рогатого скота Курского откормсовхоза на 2,4 тысячи голов. Очистных сооружений нет, навозная жижа стекает в заповедные Петрин луг и пруды».
…Это маленький заповедник в промышленном и сельскохозяйственном регионе. Лапландский заповедник — намного больше и охраняет безлюдную местность. Природа здесь сохранилась почти в первозданном виде. Но рядом — огромное промышленное предприятие, комбинат «Североникель». И вот восточные и северо-восточные ветры, из года в год несущие в сторону заповедника ядовитые дымы, сделали свое черное дело: погибло несколько тысяч гектаров темнохвойных лесов у его восточной границы. Злокачественная опухоль на теле заповедника продолжает расползаться.
Загрязнения, попадающие в атмосферу, не признают «шлагбаумов» и переносятся на гигантские расстояния. В экосистемах Антарктики найдены пестициды — упоминание об этом факте стало уже банальным. Ученые, озабоченные судьбой Байкала, указывают на «порчу» воздушного бассейна над уникальным озером по вине развивающегося Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса (КАТЭКа). Грязный воздух — грязные воды, почвы, наземные экосистемы. А ведь на берегах Байкала три заповедника, и опасность для них растет. Кстати, Байкальский заповедник уже в течение нескольких лет терпит ущерб от работы расположенного неподалеку печально известного Селенгинского комбината. Теперь — КАТЭК, БАМ и другие источники загрязнений…
Жигулевский государственный заповедник находится на Волге, в историческом месте России, воспетом в народных песнях. Здесь единственные на всей Восточно-Европейской равнине, самые высокие на Волге горы тектонического происхождения. Они не только имеют научную ценность, но и очень красивы. Но вот на протяжении многих лет Жигулевский заповедник ведет изнурительную борьбу за свою сохранность.
На его территории давно существует известковый завод. Опустошив один карьер, предприятие добивается, чтобы ему выделили новый, тоже на охраняемых площадях. По свидетельству заместителя директора заповедника К. А. Кудинова, в последний раз завод «отхватил» у Жигулей 40 гектаров, вместе с рекультивированными ранее угодьями.
На другом карьере, Принадлежащем Министерству энергетики СССР, разрабатываются минеральные ресурсы Могутовой горы. Сырье заканчивается. Однако и тут не стоит вопрос хотя бы о перспективе ухода с территории заповедника. Значит, будут добиваться новых уступок, идти на новые нарушения природоохранного законодательства.
Совместными усилиями предприятий горнодобывающей промышленности исторические Жигули почти уничтожены. «Подгрызена» гора Соколья, нет или скоро не будет знаменитого утеса Стеньки Разина. Плывут теплоходы мимо покореженного, изувеченного берега…
Это — следствия промышленной деятельности, они бесчисленны. Небезразличны для заповедников и издержки сельскохозяйственного производства. Об обмелении заповедных водоемов из-за эрозии почв на возделываемых полях мы уже говорили. Особенно опасна гидромелиорация, проводимая без учета потребностей охраны природы. Вспомним пример Беловежской пущи. Интенсивные работы по мелиорации земель вокруг старейшего заповедного массива страны, начатые около двух десятилетий назад, привели к изменению гидрологического режима всего региона и сильному понижению уровня подземных вод. Началось усыхание лесов, ухудшилась жизнь обитателей Пущи. От непродуманной гидромелиорации страдают и заповедники России. Пытаясь (часто безуспешно) повысить продуктивность сельскохозяйственных земель, мелиораторы наносят большой ущерб заповедному делу.
…В конце 1980 года «Правда» опубликовала фельетон «Волки на вертолете». В нем приводились потрясающие факты. Компания из четырех браконьеров, среди которых были и местные руководящие работники, воспользовавшись вертолетом, ворвалась в Кавказский заповедник и отстреляла семь зубров, пять туров и двух кабанов. Зубры — редчайшие звери, с огромным трудом спасенные от исчезновения, занесенные в Красные книги различного ранга, стали жертвами браконьеров. И это был далеко не первый случай массового браконьерства в одном из ведущих заповедников страны. За несколько лет до этого другая центральная газета сообщала о том, что здесь были уничтожены восемь туров, тоже ценных и всячески оберегаемых.
Браконьеров долго уводили от ответственности, пытались обелить, спрятать концы преступлений в воду. В Краснодарском крае условия того времени благоприятствовали подобным действиям.
Естественно, богатые природные ресурсы заповедников притягивают к себе жадные взгляды «любителей природы». Если браконьеры не охотники, то — рыбаки, это каралось менее строго. В том же Воронежском заповеднике были периоды, когда администрация щедро выдавала пропуска нужным людям на любительскую ловлю рыбы в заповедных водоемах. Официально такие рыболовы не могли обвиняться в браконьерстве, поскольку у них на руках была разрешающая «бумажка».
Сбор же ягод, грибов и других «даров природы» ведется в некоторых заповедниках беспрепятственно до сих пор. Должностные лица, к которым иногда попадают представления о наказании грибных и ягодных браконьеров, изображают недоумение и даже возмущение:
— Неужто человеку уж и за грибами в лес нельзя пойти? Пропадают же! Сидят эти в заповедниках, как собаки на сене…
Но ущерб заповедникам можно нанести, не только изымая что-то незаконно с их территории. Многие из них окружены угодьями, флора и фауна которых сильно отличается от заповедной. По мере хозяйственного освоения этих угодий характер их растительного и животного мира быстро меняется и разница увеличивается. Виды с окультуренных земель проникают в заповедники, внедряются в их экологические системы. В некоторых заповедниках количество чуждых форм исчисляется уже десятками, что, конечно, не на пользу заповедному делу. В Центральночерноземном заповеднике, например, американский ясенелистный клен, который внедрился в состав насаждений еще до организации заповедника, превратился в опасную сорную породу, вытесняет дуб, изменяет структуру свойственных региону дубрав.
Но человек ускоряет этот процесс! Было время, когда заповедники рассматривались в качестве своеобразных акклиматизационных полигонов, очень удобных для интродукции новых видов растений и животных. Кого-кого только не пытались в них поселить! И американскую серебристо-черную лисицу, и американскую «вонючку» — скунса, и выходца с того же континента енота-полоскуна, и аборигена отечественного Дальнего Востока — енотовидную собаку… В большинстве случаев попытки «обогащения природы», к счастью, оказались неудачными. Однако некоторые «удачи» стоили очень дорого. Пятнистый олень, искусственно внедренный в экосистемы Хоперского заповедника, размножился чрезвычайно и разрушает ценные заповедные леса. Чужеродные копытные, в том числе тот же пятнистый олень,— болевая точка Мордовского заповедника. Самый поучительный пример относится, правда, не к России. Зубры, завезенные все с той же «благой целью» (обогащение природы) в Сары-Челекский заповедник в Киргизии, где они никогда не жили, превратились в опасных вредителей горных лесов, ускорили эрозионные процессы на горных склонах.
А. А. Насимович комментировал подобные ситуации на языке науки:
«Внедрение в ценоз (сообщество,— В. Д.) функционально чуждого для него вида, к которому члены данного ценоза совершенно не адаптированы, может сопровождаться сильным изменением этого ценоза и даже его уничтожением.
Если энергично «обогащали» природу новыми видами животных, то почему не облагодетельствовать и растительный мир? Действительно, работы по акклиматизации новых видов растений в заповедниках велись подчас масштабно, с размахом, создавались специальные питомники, дендрарии. В Волжско-Камском заповеднике, на Раифском участке, есть дендрарий, в котором разводят сотни чуждых для местной флоры растений, считая и экзотов из далеких стран. Шестнадцать видов проникло в заповедный лес и отвоевывает позиции у «старожилов».
Центрально-черноземный заповедник, помимо уже упоминавшегося американского ясеня остролистного, имеет еще 16 чуждых его флоре видов деревьев, 10 кустарников и 2 лианы.
Алтайский заповедник, на берегу Телецкого озера, «владеет» промышленным фруктовым садом, содержание которого доставляет немало забот администрации. В Дарвинском заповеднике, у побережья Рыбинского водохранилища, был когда-то заложен промышленный сад из аронии черноплодной.
Беда не только в том, что чужеземцы врываются на заповедные территории и вытесняют местные формы. Как отмечал Краснитский, они могут наносить большой ущерб генетической целостности аборигенных видов. Их пыльца сохраняет жизнеспособность при переносе на расстояние 50 километров и больше. Происходит внутривидовая и межвидовая гибридизация растений, что крайне нежелательно…
Что ж, скажет внимательный читатель, было время да прошло. Изменились задачи заповедников, никто ныне не заставляет их заниматься невесть чем. «Реконструкция», «обогащение» природы — это все пройденные этапы. Мы, наконец, осознали, что заповедная природа богата сама по себе и представляет наибольшую ценность в тех случаях, когда ей удалось избежать всяческих «улучшений». В общем, для заповедников Российской Федерации это так или почти так. Но как же без исключений?!
Передо мной вырезка из газеты «Советский Сахалин» от 24 октября 1984 года с обширным интервью «Русская норка на Кунашире». Новосибирский ученый, хороший биолог и большой знаток куньих, с гордостью рассказывает корреспонденту о том, как в уникальнейший Курильский заповедник завезли европейскую норку. Впервые это сделали, правда, до его организации, в 1981 году. Но вот заповедник создан, работает, на дворе 1984 год а «обогащение» его животного мира продолжается.
Экологически подкованный корреспондент спрашивает ученого:
— Не окажется ли европейская… простите, русская норка для «курильского» персоной нон грата?
Специалист полон оптимизма:
— Учеными-биологами изучены все аспекты появления на Кунашире нового для этих мест представителя животного мира планеты. Ответ может быть только один: европейская норка займет здесь пустую, по сути говоря, экологическую нишу. И ее появление не нарушит серьезно экологического баланса острова.
Да, пустующая экологическая ниша, наверное, есть, и пришелец найдет неплохие для себя условия. Но как быть с местными видами птиц, пресмыкающихся, амфибий, среди которых есть редкие, занесенные в Красную книгу РСФСР? Поклялась ли норка в лояльности к ним? И зачем вообще здесь этот хищник, зачем насильно внедрять его в состав очень своеобразной островной фауны?
Мы перечислили далеко не все антропогенные факторы, внутренние и внешние. Они реально угрожают природной самобытности наших заповедников, особенно небольших по размерам и приближенных к источникам интенсивной хозяйственной деятельности. Проблема очень серьезна и до конца не осмыслена. Между тем уже ясно: нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать.
Возможны ли какие-то эффективные меры по ослаблению и предупреждению антропогенных воздействий на природоохранные территории? В принципе — да! Только большинство из них выходят далеко за пределы компетенции самих заповедников и связаны с коренными проблемами охраны природы и рационального природопользования.
Внедрение замкнутых производственных циклов значительно уменьшит загрязнение промышленными отходами почв и атмосферы и, следовательно, предотвратит загрязнение заповедных экосистем. Наведение элементарного порядка в гидромелиорации уведет «из-под удара» гидрологический режим заповедников. Развитие противоэрозионных, почвозащитных технологий в сельском хозяйстве сделает немыслимым обмеление водоемов на охраняемых территориях.
А сами заповедники? Их надо лучше оберегать, с ними должны считаться при проектировании и осуществлении всех хозяйственных акций, которые так или иначе могут затронуть их экосистемы. Тогда дело пойдет на лад. Все заповедники станут… заповедниками.