Зайцы вместе с их ближайшими родственниками — кроликами — и несколькими другими родами, не имеющими представителей в нашей стране, образуют особое семейство заячьих.
Если не считать кролика, который в диком виде водится только в самом юго-западном углу Украины, куда он был искусственно завезен в прошлом столетии, то в наших пределах живут только четыре вида собственно зайцев: беляк, русак, маленький полупустынный толай, или заяц-песчаник, как его называют пушники, и дальневосточный своеобразный манчжурский заяц.
Коренное место обитания беляка — лес, русака — степь. В связи с этим мы имеем различное устройство лап у названных видов: у беляка лапы широкие, распущенные, помогающие ему бегать по рыхлому лесному снегу, не увязая в нем, у русака лапа компактная, «сбитая» — ему приходится бегать по твердой почве и по сплошному снежному насту. Далее, по утверждению П. Л. Мантейфеля, все кости черепа у беляка прочнее и толще, чем у русака. В этом названный автор видит приспособление — «беляку приходится питаться грубым лесным кормом, которым труднее разжевывать, чем мягкие полевые травы», следовательно, беляки нуждаются в особенно сильных жевательных мышцах, а сильные мышцы нуждаются в крепких костях для своего прикрепления.
Беляк «населяет самые разнообразные леса, но больше любит богатые травой сечи, осиновые болота, близ которых имеются густые леса с черникой, осоками, молодым ивняком, осиной и пр. Беляк питается этим скудным лесным кормом и начисто обгладывает кору с вершин валяющихся осинок. Он скопляется поэтому в больших количествах близ лесорубок, где лежат сучья и вершинки осин и берез, веточки которых он обгрызает. Во время листопада беляки уходят из лиственных, лесой в хвойные, а также в осоковые заросли и густые еловые мелколесья. Они не любят бегать по сухим, упавшим листьям, которые очень шуршат. Отдыхая днем, заяц тревожится шорохом падающих листьев; его беспокоят также и к птицы, которые во время осеннего пролета ищут в лесу корм и переворачивают сухие листья (особенно черные и певчие дрозды). Беляки скопляются тогда чаще всего в больших еловых лесах, где много бурелома и подседа молодых елочек. Они питаются там веточками черники, осоками, ситниками и другими лесными растениями и бегают в еловых лесах, не производя шума, fax как там нет сухих опавших листьев. Этот заяц ложится осенью и в полусухих болотах, где, подлезая под наклонившуюся густую осоку, дремлет днем. Зимой беляк протаптывает себе тропы в лесных сугробах и живет на небольшой площади (иногда на 1—2 га). К кормным местам беляки собираются со всех сторон и образуют сборища, состоящие иногда из десятка и более штук. Осенью и зимой ходят только ночью, и день проводят, укрывшись под кустами, под упавшим деревом или зарывшись в снег. После свежевыпавшего снега зайцы ходят мало, а если пороша кончилась поздно ночью, то многие и совсем не выходят на кормежку, оставаясь лежать на прежнем месте. Тогда и следов их почти не бывает. В лунные морозные ночи, особенно когда снег уплотнен оттепелями, зайцы ходят много, но вес же часто придерживаются тех троп, которые проложены в районе колонии. После сильных метелей, когда заносятся снегом поваленные деревья, молодые побеги ивы и травы, беляки предпринимают переселения в другие, более кормные места, а я очень снежные зимы поселяются даже в небольших ивовых зарослях, расположенных среди открытых полей».
«Русак — заяц открытых мест, он избегает сплошных лесов и живет в полях, степях, заливных лугах, посещая лишь перелески и фруктовые сады. Его узкие задние лапки сильно вязнут в лесных рыхлых сугробах, и только по открытым полям, где снег сдут или уплотнен ветром, он ходит как по паркету. Корм прусака гораздо питательней, чем его лесного собрата — беляка, так как, живя близ человека, русак посещает посевы, зимой откапывает зелень, забирается в сенные сараи, подходи гам, грызет на огороде кочерыжки капусты и во время февральских-мартовских настов приходит по твердому снегу в сады.
где обгладывает кору фруктовых деревьев. Снег с полей бывает часто сдут к опушкам лесов, в овраги, и серая спина русака как нельзя лучше подходит под цвет обнажившейся пашни, где гусак, выкопав неглубокую ямку, любит лежать днем. Но полям очень легко ходить, и русак за зимнюю длинную ясную и морозную ночь исхаживает много верст, посещая знакомые кормные гумна, заросшие межи и др. Нередко при луне у клеверного стога можно видеть целую компанию кормящихся русаков».
Что касается маленького толая, то его образ жизни известен еще очень мало. Нам лично приходилось встречать его в большом количестве в закрепленных редкой растительностью песках Средней Азии, особенно по берегам рек и озер, где растут кусты тамариска. Он живет здесь в сообществе с ушастыми ежами, тушканчиками, степными черепахами и другими обитателями закрепленных песков. Забегает он и в сыпучие пески, с одной стороны, с другой — поднимается довольно высоко в горы. Из биологических особенностей толая можно отметить, что хвост его гораздо подвижней, чем у других зайцев, и только сидя он держит хвост вздернутым, на бегу же опускает его книзу.
Наконец, своеобразный манчжурский заяц, по некоторым признакам напоминающий кроликов, по-видимому сильно обличается от других зайцев и образом жизни. Ток, имеются указания, что он часто залегает на дневку в низких дуплах, но вообще мы почти ничего о нем нем.
Но что биологию и наших обычных зайцев мы знаем еще далеко не достаточно, что в этой области и сейчас еще можно сделать ряд любопытнейших открытий, доказывает следующий факт.
До сих пор считали длительность беременности у зайцев равной, как и у кроликов, приблизительно 30 дням, хотя некоторые авторы и высказывали сомнение, чтобы зайчата, которые родятся в противоположность недоразвитым, слепым и голым кроликам, зрячими, покрытыми шерстью, словом, вполне сформированными, могли развиться в столь короткий срок. Наблюдения, произведенные П. А. Мангейфелем над беляками в Московском зоопарке, точно установили срок беременности зайчих от 48 до 53 дней. Но особенно интересно, что мать кормит своих молодых всего лишь несколько раз. Напившись впервые молока, зайчата разбегаются в разные стороны на несколько сот шагов и прячутся в траве. Только проголодавшись, молодые начинают бегать, оставляя след, по которому мать находит их чутьём. Свойство зайчат разбегаться и прятаться, способность их подолгу обходиться без пищи и склонность зайчих кормить всех голодных зайчат, хотя бы и чужих, помогает молодым в той тяжелой обстановке борьбы за существование, в которой они находятся сейчас же после рождения.
Зайцы интересны с общебиологической точки зрения еще и в отношении своей окраски, которая у беляка и у русака обычно меняется но временам года (толай и манчжурский заяц круглый год остаются темными).
Летом беляк одноцветно коричневый, с очень мелкой и ровной черноватой рябью. Вообще окраска эта очень хорошо соответствует окраске почвы, так что, когда он лежит в своей лежке где-нибудь в лесу среди опавшей листвы или даже просто на земле, плотно прижавшись к ней, его с трудом можно обнаружить даже на близком расстоянии. Зимой же, когда снег покрывает смешной белой пеленой всю тундру и лежит большими завалами в лесу, беляк покрывается сплошь белой шубкой, и только самые концы ушей у него круглый год остаются черными. Мы имеем, следовательно, в данном случае яркий пример «гармонирующей» окраски. Глубокого внимания заслуживает тот факт, что подобная смена коричневатого летнего наряда на зимний белый наблюдается и у ряда животных из самых разнообразных групп. Точно так же светлеют на зиму из грызунов – заяц-русак (по крайней мере, в средней полосе), хотя и не столь сильно, как беляк и копытная мышь (один из видов леммингов, или пеструшек). Из хищных — ласка, горностай (правда, концевая треть его хвоста круглый год остается блестяще черной) и песец, а из птиц — белая и тундряная куропатки.
Самый процесс побеления меха у млекопитающих зависит от исчезновения из волос микроскопически малых крупинок красящего вещества, так называемого пигмента, благодаря чему волос становится белым или, говоря точнее, бесцветным, а большое количество пузырьков воздуха, просвечивающих сквозь бесцветные оболочки, придают ему белую окраску. Мы имеем в данном случае явление, сходное с окраской водяной пены, которая производит впечатление чисто белой тоже благодаря пузырькам воздуха, заключенным в прозрачные оболочки. Что к зиме волосы обесцвечиваются и отрастают, — это несомненно, но происходит ли одновременно с указанным явлением еще и линька, хотя бы ослабленная, т. е. выпадают ли старые волосы, замещаясь молодыми, уже сразу белыми, — вопрос еще не вполне выясненный. Во всяком случае такой бурной линьки, как весной, когда шерсть выпадает клоками, осенью не бывает. В этом отношении млекопитающие отличаются от куропаток, у которых осенью не происходит обесцвечивания перьев, а настоящая линька, хотя и сильно растянутая сравнительно с быстрой — весенней.
Второй вопрос, который у нас возникает: что является ближайшей причиной, вызывающей побеление меха или перьев? С первого взгляда может показаться, что вопрос этот разрешается просто, что решающую роль играет понижение окружающей температуры. Действительно, ласка южных частей СССР на зиму не белеет, не светлеет и русак в Черноморских степях, Крыму и Предкавказье; ближайший родственник белой куропатки, так называемый шотландский тетерев, или граус, обитающий Британские острова, круглый год остается темным, и только в виде исключения на зиму у него появляются отдельные белые перышки. Наоборот, беляки Крайнего Севера круглый год остаются белыми. Что здесь имеется связь именно с температурой, а не с количеством выпадающего снега, доказывается тем, что широко распространенная по Крайнему Северу нашей страны копытная мышь белеет на зиму только в тех местах Сибири, где климат особенно суров, но где снежный покров не больше и лежит не дольше, чем на крайнем северо-востоке Европы, где зверек на зиму не белеет. Наконец, охотникам хорошо известно, что если наступают ранние холода, беляки надевают очень быстро, всего в несколько дней, свою белую шубку, хотя бы почва оставалась еще совершенно голая, бесснежная.
Но из всего сказанного было бы преждевременно сделать вывод, что побеление зависит исключительно от температуры среды. Явления, имеющие место в органическом мире, гораздо сложней, чем часто принято думать. Понижение температуры играет лишь роль толчка, ускоряющего процесс побеления, но и только. Ведь заяц-беляк, если его содержать всю зиму в теплом помещении, все же побелеет, а шотландский тетерев и в сильные морозы, какие бывают на севере в горных частях Великобритании, остается темным. Температура может лишь ускорить или задержать данное явление, но самое свойство должно быть заложено в организме, где оно выработалось путем долгого исторического процесса. Мы говорим: заяц-беляк, копытная мышь, ласка и т. д., но, говоря так, мы сильно обобщаем явление, ибо орудуем с видами, из которых каждый содержит различное количество местных пород или подвидов. И, следовательно, заяц-беляк средней полосы не тождественен с зайцем-беляком, скажем, северной Сибири, или копытная мышь европейской тундры не тождественна с копытной мышью Новосибирских острогов, особенно сильно белеющей на зиму. И подобно тому. как никакие морозы Забайкалья, — а там они бывают действительно «сибирскими», — не могут заставить побелеть живущего здесь зайца-толая, как бы ни была малоснежна и мягка зима на нашем западе, беляк все же белеет, резко выделяясь своей белой шубкой на темном фоне голой земли. Повторяем, свойства организмов, их признаки, — а способность белеть на зиму есть признак, как и всякий другой, — вырабатываются лишь в течение долгого времени. Они есть продукт истории.
В то время как области распространения русака, толая и манчжурского зайца являются сплошными и могут быть объяснены современными географическими условиями, беляк, как выражаются, имеет разрозненный ареал распространения, который может быть объяснен только исторически. Поясним это.
Хотя беляк живет и в тундре и в лесостепной полосе, но основная область его распространения — лесная полоса Восточной Европы и всей Сибири, включительно до Камчатки и Сахалина. Беляк, или по крайней мере весьма близкие к нему формы, широко распространен и в С. Америке. Но особого внимания заслуживает распространение беляка в Западной Европе, где он встречается на всем Скандинавском полуострове, на южных островах из группы Шпицбергена, в Ирландии и Шотландии, но отсутствует в Англии. Далее, изолированная колония живет, с одной стороны, в Альпах, с другой, — в Пиренеях. Возникает вопрос, чем можно объяснить такое прерывчатое распространение беляка? Как попал он из Евразии в Америку или обратно? Отчего он отсутствует на Новой Земле, но живет на островах Шпицбергена, почему его нет в Англии, как попал он в Альпы и Пиренеи? На все эти вопросы мы не можем здесь дать исчерпывающие ответы, во-первых, потому, что на многие из них наука вообще сейчас не имеет еще ответа, во-вторых, потому, что для выяснения их нам пришлось бы углубиться в такие дебри зоогеографии, которые едва ли были бы здесь уместны. Поэтому мы остановимся лишь на двух основных вопросах: каким путем попал беляк из Америки в Евразию (или обратно из Евразии в Америку) и как он проник в Альпы и Пиренеи, хотя области эти в настоящее время оторваны от сплошной области распространения беляка. Вопросы, эти не являются частными вопросами, касающимися только распространения беляка, но имеют гораздо более широкое значение, ибо подобную же, или крайне близкую, картину распространения дают многие животные.
В самом деле, таежная фауна Евразии и Северной Америки содержит чрезвычайно много общих элементов. Из наиболее известных зверей и здесь и там водятся лось, россомаха, рысь, волк, горные бараны, олени-маралы и т. д. Некоторые из них представлены на обоих материках одними и теми же видами, некоторые замещены крайне близкими. Наряду с этим имеются, конечно, и отличия. Так, в Евразии широко распространены отсутствующие о западном полушарии барсуки, косули, соболь, кабан, из птиц — глухарь, рябчик, тетерев. С другой стороны, в Америке мы имеем не представленных в восточном полушарии, древесных дикобразов, несколько своеобразных оленей, скунса, или вонючку, и ряд других животных. Если мы откинем животных, общих Северной и Южной Америке, которые могли проникнуть в Северную Америку с юга, то сходство фаун интересующих нас материков выступит особенно наглядно.
Единственное объяснение этому факту может быть то, что материки Евразии и Северной Америки в сравнительно недавнее, геологическое время соединялись между собою сухопутными перемычками, послужившими мостами, через которые переселялись животные. Оказывается, что плоский подводный кряж соединяет Гренландию через Исландию с Британскими островами, в свою очередь, соединенными с материком Европы дном мелководного пролива. Так что, если представить себе морское дно между Северной Америкой и Европой лишь немного приподнятым, то оба материка оказались бы соединенными довольно широким мостом. Многие геологи и зоогеографы считают, что такой мост и существовал в Эоценовое время, т. е. в самом начале последней из трех основных геологических эр, пережитых нашей планетой. Но если об этом мосте и можно еще спорить, то связь восточной Сибири с Аляской через широкое сухопутное соединение, бывшее на месте современного мелководного Берингова моря, не внушает уже никаких сомнений. Только таким широким перешейком, существовавшим в очень недавнее геологическое время, мы можем объяснить то поразительное сходство, которое имеют фауны крайнего северо-востока Сибири и Аляски. Сходство же действительно поразительное. Так, С. И. Огнев, написавший большую работу о млекопитающих северо-восточной Сибири, утверждает, что из 36 родов млекопитающих, найденных на Аляске, в Колымско-Анадырском крае отсутствуют только 11, причем только 9 из них можно считать собственно американскими, ибо два рода (бобр и норка) водятся в более западных частях Азии. Сходство выражается не только совпадением большинства родов, но и крайней близостью отдельных видов. Так, и здесь и там водится очень крупный и светлый волк, маленькая восточносибирская ласка чрезвычайно близка к таковой с Аляски, своеобразный суслик колымской тундры очень напоминает суслика из западных частей Аляски, две восточносибирские пеструшки замещены на Аляске двумя крайне близкими сородичами, чукотская полевка весьма близка к полевке с западного берега Аляски, огромный колымский лось ближе всего стоит к лосю из Аляски и т. д. Если мы обратимся к птицам, то увидим, что сходство птичьего населения указанных частей Азии и Америки, пожалуй, еще больше, так что многие исследователи настаивают на том, что крайний северо-восток Сибири в отношении фауны птиц должен быть отнесен уже к Америке. До сих пор еще не разрешен вопрос, к кому ближе по своей фауне бассейн реки Юкона и вообще вся часть Северной Америки к западу от Скалистых гор: к восточной Сибири или к восточной части Северной Америки.
Подтверждение сухопутной связи, существовавшей между обоими материками на месте Берингова моря, даст нам и палеонтология. По мнению ряда крупнейших палеонтологов и геологов, в сравнительно недавнее геологическое время все острова, лежащие у северных берегов Восточной Сибири, соединялись между собою и с материком сплошной сушей. Как одно из доказательств этому можно привести, что и прилежащие части материка и острова имеют сходные четвертичные пресноводные образования и Новосибирские острова представляют продолжение хребтов Сибири. Растительные остатки, найденные как на островах, так и на материке, свидетельствуют о том, что климат в начале четвертичного периода был здесь гораздо мягче современного и что богатая лесная растительность доходила и в то время до самых берегов Ледовитого моря. Фауна тоже была гораздо богаче. Именно здесь водились в то время наряду с современными формами дикий бык, тигр (кости его найдены на острове Ляхова и в системе р. Яны), мускусный овцебык, который теперь живет только в Северной Америке, олень американского типа, мамонт, лохматый носорог, какая-то дикая лошадь, наконец, сайга — животное, обитающее в настоящее время лишь в казахстанских степях. Таким образом, современное животное население этих суровых частей Сибири представляет бедные остатки богатой фауны недавнего геологического времени. Мы не будем перечислять животных, обитавших в то время Аляску, и ограничимся указанием, что ее фауна имела большое сходство с одновременной фауной северо-восточной Сибири.
Таким образом, проникновение беляка из Северной Америки в Евразию или, наоборот, из Евразии в Северную Америку разрешается сравнительно просто. Но чем же объяснить прерывчатое распространение беляка в Европе?
Как известно, сравнительно недавно (в геологическом смысле) Европа, Северная Америка и отчасти Северная Азия переживали ледниковый период, во время которого огромные площади указанных материков были покрыты ледниками. В Европе ледник спускался с севера, распространяясь на значительную часть средней и большую часть Восточной Европы. Кроме того, отдельные мощные ледяные шапки покрывали Пиренеи, Альпы, Высокие Карпаты, Кавказ. Вопрос о причинах этого грандиозного явления до сих пор еще очень неясен, но самый факт оледенения не возбуждает никаких сомнений. По мере того как ледник, спускаясь к югу, отвоевывал себе все новые и новые площади, он оттеснял к югу арктическую фауну, в состав которой входил и заяц-беляк. Так, во время наивысшего развития льдов мускусный овцебык, северный олень и россомаха спускались до берегов Средиземного моря. Когда, по миновании ледниковой эпохи, ледники стали отступать, с одной стороны, к северу, с другой — выше в горы, за ними последовали и полярные животные. Часть их, оставшаяся в горах, сумела приспособиться к несколько отличным, но имеющим много общего с их северной родиной условиям жизни в горной обстановке. Таковыми оказались заяц-беляк и тундряная куропатка. Другие либо отошли к северу с ледником, не оставив своих представителей в горах, либо вымерли здесь.
Но отчего же, в таком случае, и беляк и белая куропатка отсутствуют на Кавказе? Ведь и к нему подходил довольно близко северный ледник, ведь и на нем было самостоятельное оледенение, хотя, повидимому, и не столь мощное, как на хребтах Западной Европы. При взгляде на приложенную карту вопрос этот легко разрешается: во время ледникового периода Кавказ, как и Крым, были отделены от материка Европы морскими проливами, препятствующими сухопутным животным проникнуть в эти области. Проливами этими молено объяснить отсутствие на Кавказе не только северных животных, представленных в Альпах и Пиренеях, но и сурка и пищухи, которые широко распространены в Азии и имеют обособленную колонию в Альпах: они являются остатками той волны степных животных, которая хлынула из Центральной Азии на запад по миновании ледникового периода, когда на месте, занятым раньше ледником, образовался степной ландшафт. Многие члены этого степного биоценоза, докатившегося до Центральной Европы, как-то: антилопы-сайгаки и тушканчики, впоследствии, когда степь в свою очередь сменилась в Западной Европе лесом, вымерли, пищухи же и сурки сумели приспособиться к условиям жизни в горах, на Кавказ же они не могли попасть из-за морского пролива. Правда, на Кавказе есть ряд животных, общих ему и горам Западной Европы, но отсутствующие в Крыму и на всем протяжении Черноморских степей, но эти животные, как-то: горные козлы, серна, лесная куница и т. д., могли проникнуть на Кавказ обходным путем с юга, через горы Балканского полуострова и Малой Азии. Несомненно, с юга же пришли в Закавказье и предки местного вида белки, ближайшим родственником которой является не наша обыкновенная белка, а малоазиатская.
В заключение остановимся несколько на промысловом значении наших зайцев. Манчжурский заяц не играет почти никакой роли как промысловое животное, что объясняется его крайне узким распространением в наших пределах, где он населяет только Уссурийский бассейн, и небольшими размерами зверька. Толай, хотя и широко распространен по всем степям и предгориям Средней Азии, откуда проникает довольно высоко в горы, а также водится в южном Забайкалье, тоже не имеет большого промыслового значения.
Правда, ежегодно через заготовительные пункты проходит свыше миллиона шкурок зайца-песчаника, но шкурки эти малы, плохого качества, так что они все вместе оцениваются всего в несколько сот тысяч рублей. На мясо куян (так называют зайца в Средней Азии) почти не добывается, так как местное население избегает его есть да и русские на мясо его почти не бьют, жалея заряд на зверька весом всего около 2,5 кг.
Зато значение русака, и в особенности беляка, которого добывают приблизительно в два раза больше, чем русака, огромно. Через одни заготовительные органы за последнее время проходит около восьми с половиной миллионов шкурок этих зайцев ежегодно (около пяти с половиной миллионов беляков и около трех с половиной миллионов русаков). Но цифра эта даже отдаленно не выражает всего числя добываемых у нас беляков и русаков, так как в противоположность большинству других пушных зверей зайцев бьют в огромном количестве охотники-любители, трофеи которых обычно не поступают на склады пушнины. Часть (и притом значительная) добытых охотниками-промысловиками зайцев идет на местные нужды. Принимая все это во внимание, можно определенно считать, что по всему Советскому Союзу в год добывается более 10 млн. беляков и русаков. Если принять во внимание, что заяц кроме шкурки дает еще весьма вкусное и питательное мясо, то общий доход, получаемый нашей страной от зайцев, приближается к доходу от белки, а по мнению некоторых исследователей—даже превосходит его.
В так называемых чисто промысловых районах зайца добывают почти исключительно петлями, употребляя обыкновенно специальные проволочные петли, и самоловами самого различного устройства, которые ставят на заячьих тропах. Занимаются этим промыслом «преимущественно старики и подростки, в то время как настоящие промысловики охотятся за более ценными животными.
Несмотря на то, что кожа (мездра) у беляков очень тонка и непрочна, пушистый и теплый мех его широко используется как в естественном виде, так и в крашеном. В естественном виде он используется главным образом на местах, где из него шьют теплую одежду, шапки и т. и. Различными способами окрашенный беляк дает до 12 сортов меха, причем многие из них предварительно подстригаются. Наиболее распространенный сорт из подстриженных — «заяц под бибрет».
Что касается» русака, то шкурка «его имеет ограниченное употребление в цельном виде, зато густой и очень мягкий пух русака легко свойлачивается и широко используется для изготовления различного рода фетровых изделий, например, шляп.