Человек всегда оказывал влияние на природу. Даже первобытное племя, строя примитивные жилища и добывая пищу, вносило некоторые изменения в окружающую среду в местах своего длительного пребывания.
Правда, мощные буферные силы живых природных систем позволяли им успешно нейтрализовать посторонние вмешательства. С исчезновением или перемещением племени признаки его жизнедеятельности быстро исчезали, и природа восстанавливала прежний облик.
Однако — это общеизвестно — с развитием цивилизации, с появлением новых видов хозяйственной деятельности, с возникновением крупных населенных пунктов, особенно городского типа, масштабы вмешательства человека в природные дела становились все более заметными. Естественные ландшафты замещались антропогенными, созданными человеком. Буферных сил природы во многих случаях оказывалось недостаточно для восстановления статус-кво. Зато она стала все чаще мстить за свое нарушенное равновесие. От наступления неосторожно стронутых песков, от обезвоживания земель вследствие массовой вырубки водоохранных лесов, от засоления и заболачивания неграмотно орошаемых почв, от стравливания плодородных пастбищ бесчисленными стадами скота погибли или обнищали многие цивилизации древности…
Чем дальше, тем больше. Деятельность человека приобретала планетарный характер. Проблемы — пределы дозволенного, способы борьбы с бедой — вызревали, кристаллизовывались, выплескивались на страницы философских, естественнонаучных книг. В конце прошлого — начале нынешнего века эти проблемы встали во весь рост в промышленно развитых странах; острота их, актуальность особенно возрастают в наши дни.
В мои задачи, безусловно, не входит изложение истории формирования природоохранного движения и науки об охране природы. Сказанное — лишь фон, на котором хотелось бы показать неизбежность зарождения заповедного дела. В условиях усиливающегося антропогенного воздействия на природу человеческая мысль не могла пройти мимо идеи природоохранных территорий как одной из эффективнейших (а когда-то представлялось — единственной) форм «нейтрализации» такого воздействия. Ту же мысль, только в беллетризованной форме, высказал в середине XIX столетия американский писатель Генри Дейвид Торо, проживший два с лишним года на берегу лесного озера, наедине с природой, добывая пропитание исключительно трудами собственных рук:
«В жизни наших городов наступил бы застой, если бы не окружающие неисхоженные леса и луга. Дикая природа нужна нам, как источник бодрости; нам необходимо иногда перейти вброд по болоту, где притаились выпь и луговая курочка, послушать гудение бекасов, вдохнуть запах шуршащей осоки, где гнездятся лишь самые дикие и нелюдимые птицы и крадется норка, прижимаясь брюхом к земле. В нас живет стремление все познать и исследовать и одновременно — жажда тайны, желание, чтобы все оставалось непознаваемым, чтобы суша и море были дикими и неизмеренными, потому что они неизмеримы. Природой невозможно пресытиться. Нам необходимы бодрящие зрелища ее неиссякаемой силы, ее титанической мощи… Нам надо видеть силы, превосходящие наши собственные, и жизнь, цветущую там, куда не ступает наша нога».
Эмоциональные доводы со временем дополняются научными, которые постепенно выходят на передний план. Появляются теоретики охраны природы.
В России становление заповедного дела обычно связывают с созданием в 1912 году постоянной природоохранительной комиссии Русского географического общества. В ее составе были виднейшие ученые — А. И. Воейков, Г. Ф. Морозов, А. П. Семенов-Тян-Шанский, В. П. Семенов-Тян-Шанский,
В. Н. Сукачев, И. П. Бородин, Ю. М. Шокальский и другие, а также представители различных государственных учреждений. Обеспокоенная падением численности некоторых видов фауны, комиссия изыскивала эффективные способы их охраны и восстановления. Для достижения цели она считала целесообразным выработку специального законодательства, заключение международных конвенций, сохранение мест обитания ценных диких животных.
Зарождающаяся природоохранная наука уже имела возможность опираться на теоретические построения замечательного русского ученого В. В. Докучаева, который в конце XIX века обосновал необходимость зонального подхода к ведению сельского хозяйства — истину, неоднократно вспоминавшуюся впоследствии и столь же часто предававшуюся забвению. Для познания каждой зоны должен быть участок нетронутой природы. Слово было сказано, и очень важное: эталон!
Как пишет профессор Ю. Н. Куражсковский, «в большинстве работ В. В. Докучаева — от «Русского чернозема» до последних его обобщающих статей — красной нитью проходит следующий методический принцип: познание особенностей каждой природной зоны (а равно и их подразделений) должно производиться путем всестороннего изучения сохранившихся в данной зоне участков ее естественной природы и сопоставления полученных при этом наблюдений с результатами различных форм практического использования природы в этой зоне».
Заповедники нужны как эталоны для изучения и сопоставления. В последующем теория расширила функции заповедников, однако их эталонная роль остается общепризнанной.
Но сколько нужно природных эталонов? Где организовывать заповедники, какие, в каком количестве, каких размеров? Столь злободневные вопросы тогда еще не получили ответов. Стало ясно главное: без заповедников не обойтись, что убедительно доказала наука. Надо браться за дело, тем более что идея природоохранных территорий постепенно завоевывала признание во всем мире.
Споров о первых природоохранных территориях много. В мировых масштабах пальму первенства как будто бы единодушно отдают Йеллоустонскому национальному парку, созданному в США в 1872 году. Красоты Йеллоустона широко известны, этот национальный парк — среди самых популярных в мире. Вслед за ним в США до конца XIX века появились не менее знаменитые ныне парки — йосемитский и Секвойя.
Толчок был дан, и национальные парки начали возникать в других странах, на других континентах. В Канаде, в провинции Альберта — парк Банф, один из старейших, организованный в 1885 году. Через год в Британской Колумбии, на тихоокеанских склонах Скалистых гор был образован национальный парк Йохо. Третья североамериканская страна, Мексика, заимела свой первый национальный парк в 1898 году — Эль-Чико расположен в горной местности штата Идальго.
Довольно быстро подхватили эстафету Австралия (в 1878 году в штате Новый Южный Уэльс был основан национальный парк Ройал), Новая Зеландия (обзавелась первым национальным парком Тонгарито в 1894 году), Индонезия (национальный парк Гунунг-Геде-Пангранго родился здесь в 1889 году).
Всего к началу XX века, по данным А. Г. Николаевского (1985), в мире насчитывалось 19 национальных парков в 6 странах общей площадью 4,6 миллиона гектаров. Хотя, как мы увидим далее, национальные парки отнюдь не тождественны заповедникам, в них есть зоны абсолютной заповедности, и они с полной уверенностью могут быть отнесены к числу особо охраняемых природных территорий.
Россия занялась заповедниками в преддверии первой мировой войны. Констатируя это, мы имеем в виду заповедники, официально санкционированные государством; частные же были гораздо раньше. Об одном из них, имении-заповеднике графов Шереметевых на реке Ворскле, уже упоминалось выше. Историк нашего заповедного дела, зоолог Ф. Р. Штильмарк, ссылаясь на Б. П. Дитмара, автора исторического обзора «Охрана природы в России», вышедшего в 1928 году, называет еще два частных заповедника, оберегавших участки целинной степи: в имении Карамзиных в Саратовской губернии и в имении графини Паниной в Валуйском уезде Воронежской губернии. Но наиболее известен степной заповедник «Чапли», принадлежавший богачу-землевладельцу и убежденному «природолюбу» Ф. Э. Фальц-Фейну. В сущности, сперва, в 1874 году, Фальц-Фейн создал зоопарк, завезя к себе много диковинных экзотических животных, а в 1898 году заповедал участок целинной типчаково-ковыльной степи. Ныне здесь находится всемирно знаменитый заповедник «Аскания-Нова», который недавно получил статус биосферного. Это целый комплекс охраняемых природных объектов, состоящий из заповедной степи, прекрасных ботанического и зоологического парков.
Как бы ни было заманчиво вести летосчисление от «Аскании-Нова» (ведь тогда в недалеком будущем мы отметили бы 100-летний юбилей нашей заповедной системы), нам не дано такого права. Потому что заповедник, повторяем, — государственная организация. Требуется официальный акт, изымающий земли из хозяйственного пользования, ставящий заповедник в положение, не зависимое от воли и намерений отдельных лиц. Закон об Йеллоустонском национальном парке был утвержден конгрессом США. Отдавая должное частным инициативам, мы все же ориентируемся на государственные заповедники.
Первым государственным заповедником России стал Баргузинский, на северо-восточном побережье Байкала. Правительственное постановление на его счет было датировано 29 декабря 1916 года. Правда, иркутский генерал-губернатор еще раньше (тоже в 1916 году) принял решение о создании Саянского заповедника, но оно не было подтверждено сенатом. Поэтому первенство остается за государственным Баргузинским заповедником, 70-летие которого сравнительно недавно отпраздновала общественность страны.
Деятельность первых предреволюционных заповедников регламентировалась специальным законом «Об установлении правил об охотничьих заповедниках», вступившим в силу 30 октября 1916 года. Он гласил:
«Министерству земледелия предоставляется право образовывать на землях единственного владения казны заповедники для сбережения и размножения охотничьих и промысловых зверей и птиц… В границах выделенных заповедников воспрещается охота всякими способами на всякого рода зверей и птиц. Виновные в нарушении настоящего воспрещения подвергаются: аресту от пятнадцати дней до трех месяцев или денежному взысканию от двадцати до трехсот рублей. Оказавшееся при виновных оружие или орудие лова отбирается… Надзор за исполнением правил об охотничьих заповедниках возлагается на чинов корпуса лесничих и казенной лесной стражи…».
Первые российские заповедники были чисто охотничьими, и это на длительное время наложило отпечаток на развитие заповедного дела в нашей стране. Не случайно долгие годы Баргузинский, Кондо-Сосьвинский, Кроноцкий заповедники именовались «соболиными», Березинский и Воронежский — «бобровыми», Хоперский и Клязьминский — «выхухолевыми». Охрана обитавших в них животных возлагалась на охотничью стражу.
Изъятие угодий из хозяйственного пользования (в дореволюционный период) не оговаривалось. Но факт официального рождения в 1916 году первого российского государственного заповедника не вызывает сомнений. Неизвестно, как развивались бы события дальше, если бы не последовали крутые перемены в судьбе России.