«Все это красиво звучит, — скажет наш последовательный оппонент. — Но все-таки: сколько стоит заповедник? Какова экономическая эффективность его деятельности?»
Лет двадцать назад мы в растерянности вздохнули бы и признали себя побежденными столь неумолимой целеустремленностью. Однако за последние десятилетия в экономической науке многое изменилось, и она показала принципиальную возможность давать ответы на такие вопросы. Ответы неполные, не окончательные и в некоторых отношениях спорные, ибо мы еще недалеко продвинулись от истоков новой экономики.
Человек в последние десятилетия затратил очень много сил, средств и времени (следовательно, и труда) на изучение, охрану и воспроизводство природных ресурсов. И чем дальше, тем затраты увеличиваются. Иными словами, эти ресурсы, по существу, перестали быть «даровыми» и в принципе могут иметь стоимость.
Но ведь у нас в стране, как известно, нельзя торговать, например, землей. Тогда что толку, если она получит стоимость? Выход есть. Бог с ней, с ценой. Необходима экономическая оценка. Категория, которая позволила бы включить природные ресурсы в нормальный экономический механизм.
Простейший и весьма упрощенный пример из близких мне охотхозяйственных проблем. Промысловое хозяйство при помощи штатных охотников-рабочих отлавливает сто соболей за год. Как оцениваются экономические итоги обычной для такого рода хозяйств операции? В приходной части баланса — сумма наценок за сданную пушнину (они равны пятидесяти процентам закупочной стоимости проданных государству собольих шкурок). В расходной — все затраты, связанные с охраной охотничьих угодий, их оснащением базами, охотничьими избушками, самоловами и пр., а также — немаловажная статья! — с завозом охотников в глубинные угодья и вывозом их оттуда с добытой продукцией. Разница между двумя этими показателями (за вычетом общехозяйственной, общепроизводственной доли расходов) составит прибыль охотничьего промхоза на пушном промысле.
План выполнен, прибыль есть. Все нормально? По внешним представлениям — да. Но вы заметили: забытым, неучтенным остался факт изъятия из угодий ста соболей. В экономическом механизме это обстоятельство не отражено, ведь соболи-то «бесплатные»! Отреагировала только статистика. И выходит, что чем сильнее мы эксплуатируем «даровый» ресурс, тем выше может быть прибыль хозяйства! Максимальной — на данный год — она станет, когда мы разом добудем… всех имеющихся соболей.
Предположим теперь, что соболи, обитающие в природе, «приобрели» экономическую оценку и отнесены к средствам производства. Добыча ста соболей, оцененных, допустим, по 500 рублей, дала бы прежнюю прибыль, но привела к уменьшению основных средств предприятия на пятьдесят тысяч рублей. Это считалось бы допустимым при условии, если добыча соответствует годовому приросту собольей популяции. Тогда она, своими силами, к следующему сезону «возместила» бы убыль основных средств. В противном случае, при превышении норм добычи, пришлось бы держать ответ не только за расточительство ресурсов, но и за ухудшение экономических показателей — разбазаривание основных фондов предприятия. Не забудем также, что на себестоимость собольих шкурок будет переходить сумма амортизационных отчислений за использование основного воспроизводственного стада соболя. Это также экономически дисциплинирует хозяйство.
Ну а как же, спросите вы, дать экономическую оценку того же самого соболя? Реально ли это? Да, вполне реально. Такие попытки уже делались. Камчатский соболь, например, оценен в 600—800 рублей. Разработаны — правда, не всегда бесспорные — методики экономической оценки большинства видов природных ресурсов: полезных ископаемых, почвы, воды, атмосферного воздуха, леса, промысловых животных. Дело очень сложное, но, повторяю, принципиально возможное. Проблема — не в наличии таких методик, а во внедрении в народное хозяйство нового экономического механизма, «двигатель» которого — оценка природных ресурсов и плата за них, что потребует перестройки всей системы ценообразования, а в конечном итоге — всей экономики. Это дело будущего.
Нам же достаточно убежденности, что существование и деятельность заповедников могут (если так уж необходимо) оцениваться и чисто экономически. В Кроноцком заповеднике тысяча соболей? Экономическая оценка особи составляет семьсот рублей? Прекрасно. Перемножим. Оценка деятельности заповедника только по охране соболя (ресурсосберегающая) составляет семьсот тысяч рублей. Если сто зверьков ежегодно покидают пределы заповедника, то оценка ресурсообогащающей функции (также только по одному виду) составляет семьдесят тысяч рублей в год. Но ведь Кроноцкий заповедник — это миллионы, десятки миллионов животных различных классов, и среди них ценнейшие, уникальные, получающие — по уже имеющимся методикам — чрезвычайно высокие экономические оценки. Это тысячи видов растений. Минеральные ресурсы, почвы, воды, вулканы, гейзеры, воздух, уникальные ландшафты… Вспомните недавно перечисленные функции заповедников. Все они в принципе когда-нибудь поддадутся экономической оценке. Даже эмоциональный подъем людей, любующихся сбереженными ландшафтами…
Лет пятнадцать назад, когда шли горячие споры о методиках экономической оценки «даровых благ» природы (они не прекратились до наших дней), группа ученых-экономистов совершила «обходной маневр». Она дала экспертную оценку стоимости некоторых видов природных ресурсов Советского Союза. Не будем ломать себе голову в попытках понять, как они это сделали, ученые были авторитетные. И они назвали следующие цифры: экспертная оценка лесных ресурсов страны — 840 миллиардов рублей, сельскохозяйственных угодий — 540, водных ресурсов — 250. Итого 1630 миллиардов рублей.
Какие возможности открывает перед нами владение таким показателем? Продолжим расчеты. Если мы разделим 1630 миллиардов рублей на 2 миллиарда гектаров (округленная площадь нашей страны), будет порядка 800 рублей — усредненная экспертная оценка одного гектара территории Советского Союза (по наличию природных ресурсов). Для одного гектара заповедной территории ее можно удвоить. Заповедники (опять-таки округленно) занимают ныне почти 1 процент, или 20 миллионов гектаров. Умножим 20 на 1600 и получим 32 миллиарда рублей. Это уже «наш» показатель, имеющий отношение к экономической эффективности природоохранных территорий. То есть мы можем оценить ресурсосберегающую функцию действующих отечественных заповедников именно в 32 миллиарда рублей. Конечно, очень приблизительно. И все же это один из экономических показателей, которых добиваются от нас оппоненты. Скажем теперь: советские заповедники охраняют огромное богатство, причем оно растет, растекается по окрестностям, переносится и на дальние расстояния. Пусть этот прирост составляет лишь 2 процента в год от основного капитала (цифра произвольная), и то правомерно говорить о 640 миллионах! Ресурсообогащающая функция заповедников, на содержание которых государство затрачивает всего 20 — 30 миллионов рублей в год, оценивается в такую большую сумму! Вот вам и экономическая эффективность! Свыше 2 тысяч процентов ежегодно. У какой другой отрасли народного хозяйства столь высокая рентабельность?..
Экономически подкованные скептики, конечно, сразу же найдут уязвимое звено в приведенных построениях. Но надо ли продолжать дальнейшую полемику, искать дополнительные аргументы в споре с несогласными? Они ведь, несомненно, не успокоятся и отыщут еще какие-то пробелы в изложенных концепциях… Сознаюсь: я вспомнил об экономическом подходе, или, как начинают говорить сейчас, об эконологии, оперся на него только для того, чтобы доказать возможность научного подтверждения высокой эффективности деятельности заповедников. Для меня и моих соратников это не главное. Мы, вероятно, будем продолжать работать над раскрытием сути комплексного эффекта работы заповедников, в том числе и над расчетом чисто экономических последствий. Сражения еще впереди, новые доказательства не помешают. Да и для общей теории управления биосферой такие расчеты необходимы. Однако главное для нас — уверенность в том, что вопрос «сколько стоят заповедники» не нужен и некорректен. Заповедники — самоценны! Надеюсь, что когда-нибудь удастся убедить в этом всех сомневающихся.