Казалось бы, белка — этот зверек, широко распространенный по всей лесной полосе нашей страны и издавна являющийся основой всего нашего пушного промысла, — должна была быть хорошо изучена во всех отношениях.
В действительности же только за самые последние годы наши зоологи приступили к планомерному изучению ее биологии. Правда, уже проделанная ими работа очень велика, но все же многие существенные вопросы из жизни белки до сих пор остаются недостаточно освещенными.
Белка — типичный лесной зверек, вся жизнь ее связана с древесными насаждениями, вне которых, за исключением редких, случайных заходов, ока совершенно не встречается. Да и в лесу белка большую часть года держится преимущественно на ветвях, сравнительно редко спускаясь на землю. Только в некоторые сезоны, например: грибной, осенью, когда опадают кедровые орехи, она кормится главным образом на земле.
Как приспособление белки для лазания по деревьям, следует рассматривать острые когти, цепляющиеся за кору, а также твердые щетинки (вибриссы), расположенные на брюхе, подбородке и внутренней поверхности передних ног. Дело в том, что в противоположность прочим волосам вибриссы являются добавочными органами осязания, и к корням их, глубоко сидящим в коже и обильно снабженным кровеносными сосудами, подходят окончания осязательных нервов. У всех зверей вибриссы имеются на верхней губе, где известны под названием усов, а также на других частях тела, которые чаще и при разнообразных условиях соприкасаются с окружающей средой. Вибриссы на передних лапах имеются у многих зверей, преимущественно лазающих и роющих, но на брюхе они найдены только у белки, что, без сомнения, стоит в связи с ее манерой лазать, обнимая ствол дерева и прижимаясь к нему своим брюхом. Далее, длинный, пушистый, как бы расчесанный на две стороны хвост белки оказывает ей большую услугу при прыжках, когда она летит, распластавшись доской, в воздухе, увеличивая поверхность тела и давая ей возможность совершать прыжки до 10 м длины. Одновременно хвост служит рулем, при помощи которого белка может несколько изменять направление прыжка, будучи в воздухе.
Остановимся несколько еще на одних органах белки, в строении которых имеются приспособления к жизни в лесу, но уже не прямые, а косвенные, связанные с родом ее пищи. Мы имеем в виду строение зубов. Но прежде чем говорить об этих специальных приспособлениях, необходимо познакомиться со строением передних зубов (резцов) у грызунов вообще.
Резцы грызунов очень велики и лишены корней, так что растут в течение всей жизни животного, и только благодаря постоянному стиранию их о твердую пищу и друг о друга величина резцов не увеличивается чрезмерно. Но стоит животное кормить одной мягкой пищей, и резцы уродливо разрастаются, достигая огромных размеров. Интересно, что на воле белки часто грызут такие твердые предметы, как кости или сброшенные оленьи рога. Такое же болезненное разрастание резцов имеет место, если один зуб сломается, так что соответствующий резец противоположной челюсти не встречает ограничения в своем росте. Но, несмотря на постоянное стачивание, резцы грызунов всегда остры. Достигается это тем, что твердая эмаль покрывает особенно толстым слоем наружную поверхность сравнительно мягкого основного вещества зуба — дентина, и, следовательно, при стирании происходит неравномерное снашивание зубного вещества — дентин стирается быстрей, чем эмаль, образующая острый режущий край. Словом, резцы грызунов имеют в принципе то же устройство, как и сравнительно недавно изобретенные «вечно» острые шипы для лошадиных подков. Они имеют вид конуса из мягкого железа, в середине которого находится тонкий стальной стержень. Благодаря неравномерному стиранию мягкого железа и твердой стали, стальной стержень всегда несколько выдается, и шип остается острым.
Отметим еще одну интересную особенность в строении резцов у грызунов. Давление, испытываемое резцами при их работе, если бы оно передавалось непосредственно на их основание, как это имеет место у других зубов, имеющих корни, должно бы вредно сказываться на мягких и нежных тканях, участвующих в постоянном образовании нового зубного вещества. Однако этого не происходит, так как резцы грызунов дугообразно изогнуты и сидят очень глубоко в челюсти, следовательно, давление, испытываемое коронкой, распределяется равномерно на большую часть поверхности зуба.
Все, что до сих пор говорилось о резцах, относится к их устройству у грызунов вообще. Своеобразная же особенность резцов белки и некоторых других грызунов заключается в том, что обе половины нижней челюсти ее подвижны относительно друг Друга, и существует особая мышца, сокращение которой сближает подбородочные части обеих половинок челюсти, раздвигая тем самым их концы и сидящие в них резцы. Таким образом, когда эта мышца расслаблена, резцы сближены своими концами и действуют как один зуб, при помощи которого белка прокусывает в твердой скорлупе ореха небольшое отверстие. Когда отверстие готово, она вставляет в него резцы и сокращает упомянутую мышцу, — резцы раздвигаются, и твердая скорлупа ореха раскалывается.
Белка, как уже указывалось, чрезвычайно широко распространена по всей лесной полосе Европы и Азии и населяет все необъятные пространства, занятые глухой сибирской тайгой. Еще совсем недавно белка отсутствовала на Камчатке. Объясняется это тем, что камчатская тайга отделена от прочей сибирской тайги широкой полосой безлесной тундры, занимающей все основание Камчатского полуострова и сливающейся с тундрой крайнего северо-востока. Таким образом, типичное лесное животное — белка долгое время не могла проникнуть на Камчатку, как не могли сделать этого до сих пор и ряд других таежных зверей, например, белка-летяга, ближайший родственник белки — бурундук, хорек-колонок, лось, кабарга, косуля, которые все широко распространены в Сибири, но отсутствуют
на названном полуострове. Наоборот, на Сахалине белка всегда имелась, хотя он представляет остров, совершенно отделенный от материка Татарским проливом. Но пролив этот в северной своей части имеет в ширину всего семь с небольшим километров и ежегодно замерзает, спаивая северную часть Сахалина с материком ледяным мостом, которым, как это несомненно доказано, пользуются тигры и северные олени для своих передвижений с материка на остров и обратно. Конечно, мостом этим могли воспользоваться и белки, совершая свои массовые переселения, на чем мы несколько подробнее остановимся ниже. Отметим кстати, что на Сахалине отсутствуют многие южносибирские виды, каковы кабан, енотовидная собака, антилопа-горал. Объясняется это тем, что названные животные в своем распространении к северу не доходят до того места Татарского пролива, которое замерзает на зиму. Для них, следовательно, Сахалин всегда остается островом, отделенным широким морским проливом (ширина Татарского пролива в его средней и южной части, не менее 150 км). О проникновении белки на Камчатку и ее расселении по этому полуострову мы располагаем следующими данными. Первые сведения о появлении белки на северной Камчатке были получены в 1920 г. В зиму 1923/24 г. в районе Тигиля (западная часть средней Камчатки) ее было добыто уже 235 штук, а зимой 1928/29 г. она появилась уже в верховьях реки Камчатки, расселившись, таким образом, за 8 лет почти по всему полуострову. «Обилие орехов кедровника, почек различных ив и других кустарников и ягод, — пишет Новограбленов, — позволяет надеяться, что белка будет успешно размножаться в носом отечестве и промысел на нее в ближайшем будет иметь немаловажное практическое значение». По-видимому, белка проникла на Камчатку, пройдя с материка по западной части полуострова, но точными данными, как совершалось это переселение, мы не располагаем.
Мы сказали, что белка широко распространена по всей лесной полосе Евразии, но это не значит, что она имеется во всех крупных лесных массивах этого материка. Напротив, ее совершенно нет во всех лесных районах, лежащих к югу от полосы степей. Так, она отсутствует и в горах Крыма и в горных областях Средней Азии, хотя они покрыты густыми лесами. Нет ее и на Кавказе, где водится особый вид — закавказская белка.
Известно, что количество животных одного и тот же вида в одних и тех же местах в различные годы бывает различно, что «волны жизни», как иногда обозначают это явление, в одни годы поднимаются высоко, в другие — низко падают.
Эти приливы и отливы особенно резко выражены v насекомых из беспозвоночных, а из зверей — у грызунов. Известно, например, что в некоторые годы, получившие название годов «мышиной напасти», отдельные виды полевок и мышей размножаются в невероятном количестве. При этом охваченная размножившимся видом территория обнимает обычно большой район. Так, в 1892—1894 гг. подобное бедствие разразилось на колоссальной площади всей западней, средней и южной полосы Восточной Европы) и всей Западной Сибири. Мышевидные грызуны (в данном случае полевки) размножились в таком количестве, что уничтожали не только продукты, но и домашнюю утварь, обувь, одежду. Они истребили сложенные в скирды солому и хлеб, и летом, перебравшись в открытое поле, напали на хлеба и уничтожили все зерно, так что колосья стояли пустые, как бы вымолоченные. Вся земля была изборождена тропинками зверьков, соединяющими отдельные норки. Грызуны вторгались массами даже в жилища и нападали на спящих людей. За такими годами чрезмерного размножения обычно наступает как бы реакция, и зверьки пропадают. В течение ближайших лет количество зверьков опять приходит в норму, которая держится некоторое время постоянной, затем наступает новый подъем жизненной волны, новое падение и т. д.
Среди промысловых зверей «волны жизни» особенно хорошо выражены у белок и зайцев, но установлены они с несомненностью и у лисицы, песца, горностая, северного оленя, лося: и т. д. Явление это, следовательно, носит всеобщий характер, и вопрос сводится только к тому, что у одних животных оно выражено резче, у других слабее.
Несмотря на огромный теоретический интерес и колоссальное практическое значение, как причины, вызывающие приливы и отливы «жизненных волн», так м. самое это явление изучены еще недостаточно.
Недавно появилась интересная статья Н. П. Наумова, посвященная вопросу об урожаях» белки в Центральной Сибири. Автор ее в течение нескольких лет изучал это явление на значительном пространстве между Енисеем, Подкаменкой Тунгуской и Хатангой. Он приходит к выводу, правда предварительному, что «урожай» белки зависит от совокупности ряда причин, из которых главнейшие — это урожай кормов, вызывающий усиленное размножение зверька. Остановимся несколько на этих явлениях.
Основную пищу белки зимой составляют в Сибири семена хвойных деревьев, именно: лиственницы и кедра. Предпочитают они определенно последний, и в местностях, где кедр многочисленен, белка держится на нем до зимы, переходя на лиственницу лишь после того, как глубокий снег покрывает упавшие на землю зрелые кедровые шишки. Еловую, особенно же сосновую шишку белка поедает менее охотно, главным образом при неурожае двух основных кормов. При этом в те годы, когда белке волей-неволей приходится питаться почти исключительно сосновыми шишками, она, по утверждению охотников, гибнет в большом количестве из-за смолы, склеивающей ей на морозе рот и забивающей органы пищеварения. Питается белка еще различными ягодами и грибами, которые поедает свежими, а также сушит про запас на ветках. При случае она непрочь, разорить гнездо и полакомиться яйцами или птенцами. Но все же основная пища ее — семена хвойных деревьев, т. е. именно такой корм, который бывает либо в изобилии, либо отсутствует совершенно.
Обильный корм, с одной стороны, ускоряет время течки, способствуй двум и даже трем выводкам в лето, с другой стороны, благоприятно влияет на количество детенышей в помете. Вообще число щенков в выводке колеблется между 5 и 10 (до 13) у старой белки и между 3—6 у молодой. Но большие выводки наблюдаются, по словам охотников, особенно в годы, обильные кормом, в годы же определенно неурожайные даже 7 детенышей встречаются редко.
Наконец, климатические условия влияют на урожай белки, с одной стороны, так сказать, прямым образом, задерживая время течки, если весна поздняя, и губя осенний выводок ранними морозами, с другой, — косвенным образом, через пищу. При этом климатические условия влияют не только на количество пищи, но и на возможность ее добывания. Например, сухая погода «вызывает ранний зимний и даже осенний вылет семян хвойных деревьев, рассеивающихся и становящихся трудно доступными для белки. Бывает и так, что шишки остаются на деревьях, но образовавшиеся на ветвях снежные подушки — кухты — особенно велики, и корм опять-таки становится им недоступным. Сами по себе зимние морозы, по-видимому, особенно не влияют на «урожай» белок, так как зверек проводит сильные холода в сонливом состоянии, лежа в гнезде, по-сибирски — гайне. Устраивается оно либо на деревьях в виде шарообразной массы сплетенных веток, либо в дупле и всегда содержит легкую, теплую выстилку. Собранные еще летим запасы орехов сушеных грибов помогают зверьку пережить тяжелое время года, когда среди трескучих морозов выдаются отдельные теплые дни и зверек просыпается, но корм по тем или иным причинам достать бывает трудно.
Вот эти-то основные причины, из которых главным является корм, действуя совместно, и вызывают отличным, хороший, средний или плохой «урожай» белки.
Влияние урожаев важнейшего беличьего корма в Сибири — орешков кедра можно видеть не только в изменениях численности этого грызуна, но и в одновременных кочевках сибирской кедровки — птицы, питающейся тем же кормом. Но кроме корма существуют еще и другие причины, так сказать, второстепенные, хотя при известных условиях они могут играть не только большую роль, но даже выступать на первый план. Это, во-первых, перекочевки. Урожай корма сказывается на белках, в смысле увеличения их числа, на следующий год. Обычно после года с хорошим урожаем кормов наступает неурожайный год, увеличившееся население белок в этом случае приходит в движение, и начинаются усиленные перекочевки в различных направлениях. В некоторых районах, например, на севере, в полосе примыкающей к лесотундре, белки, в силу главным образен климатических условий, никогда не размножаются в значительном количестве, но если там выдается урожай шишек, то белки туда перекочевывают из мест с меньшим урожаем.
Значительное влияние на количество белок в известном районе оказывает также и человек. Например, местами (ленточные боры Казахстана, северные светлые леса) охотники часто выбивают белку почти нацело. Еще большее значение имеет косвенное влияние человека, главным образом через пожары. Они, с одной стороны, губят зверьков, особенно молодых, вместе с гнездами, с другой, — перегоняют в соседние районы. Так, в 1920—1923 гг., когда были особенно сильные пожары на Ангаре, белки перекочевали на Подкаменную Тунгуску, где был превосходный промысел. Хищные звери и птицы — из первых в Европе главным образом лесная куница, а в Сибири, хотя и в значительно меньшей степени, соболь, из вторых — ястреб-тетеревятник тоже могут оказывать годами заметное влияние на общую численность нашего зверька; хотя учесть это влияние очень трудно и приходится руководствоваться главным образом теоретическими соображениями.
Наконец, хотя белка страдает в гораздо меньшей степени от болезней, чем многие другие грызуны, тем не менее у нее наблюдаются эпизоотии. Они обычно совпадают с годами изобилия белок, когда бывает бескормица и зверьки истощены.
Что урожай на белку вызывается не местными причинами, а белее общими, действующими одновременно на обширных пространствах, доказывается теми большими площадями, которые занимает урожай одинаковой степени в один и тот же год. И доказательство этому Наумов приводит ряд интересных карг центральной Сибири за ряд лет и указывает, что, например, в 1927/28 г. отличный урожай белки занимал в этой области 230 000 км2, хороший — 190 000 км2, а средний — еще большую территорию. Далее заслуживает особого внимания, что, как видно из карт, урожайные и неурожайные области не разбросаны в беспорядке, а чередуются в определенной последовательности, так что имеется как бы центр урожая для данного года, от которого он постепенно убывает. Конечно, выражения «отличный», «средний» и т. д. урожаи — понятия относительные, а не абсолютные, и, например, на юге, в области Подкаменной Тунгуски, даже в неурожайные годы белок будет на единицу площади все же больше, чем в урожайный год на севере, тяготеющем к лесотундре. Наконец, те же карты указывают на постоянное перемещение по годам центра урожайности, который таким образом является подвижным.
Охотники-промысловики из разных районов, по словам Наумова, утверждают, что существует известная периодичность в смене урожайных и неурожайных на белку лет. Основная причина изменения численности нашего зверька — корм сам обладает периодичностью появления, так как урожаи семян на сосне/ ели, кедре и других деревьях повторяются более или менее правильно через несколько лет. Если вспомнить, что обилие корма не только обеспечивает пищей уже существующих белок, но также содействует их усиленному размножению, то периодичность урожаев этого зверька и известный «ритм» в колебаниях его численности станет понятным. А лак как периодичность урожаев семян хвойных различна в разных районах, то естественно ожидать, что повторяемость урожаев на белку в разных районах тоже будет различна. Но, конечно, многое еще неясно о самом явлении воли жизни, а тем более в причинах, от которых они зависят. К этому вопросу мы еще вернемся в дальнейшем, а сейчас перейдем к рассмотрению явления переселения у белок.
Без сомнения, одной из наиболее любопытных черт биологии белки составляют ее массовые переселения. На вопрос о причинах их в самой общей форме можно ответить, что белки переселяются в поисках пищи. Но самое явление изучено еще очень плохо, и ряд побочных вопросов, как-то: отчего белки подчас проходят мимо кормных мест, отчего они держатся все одного и того же направления, не сворачивая, а преодолевая встречные на пути преграды и т. д. — остаются до сих пор крайне неясными. Проф. Мензбир в своей монографии об этом зверьке, вышедшей еще в 1878 г., считает, что переселения возникли в конце концов из обычных суточных странствий в поисках пищи. Он намечает ряд переходов от такого бродяжничества по лесу при изобилии корма через перекочевки из одного участка леса в другой (скажем, из высокоствольного леса, где белка выводит детей, в кустарниковые заросли, богатые лесными орехами — лещиной), на что уходят целые дни. к переселениям из леса с одной породой деревьев в леса, занятые другой. А от таких переселений, длящихся уже недели, нетрудно перейти и к тем массовым переселениям, во время которых огромные полчища белок движутся все в одном и том же направлении, не взирая ни на какие препятствия, перебегая открытые пространства, переплывая порой широкие реки, проходы через встречные деревни и города и т. д. Вот это-то, так сказать, «перерождение» инстинктов зверька, когда они утрачивают чувство самосохранения и бросаются в воду, ведут себя в чужой им обстановке, как у себя в тайге, — является, без сомнения, одной из наиболее характерных черт массового переселения в отличие от обычных перекочевок.
Переселения начинаются чаще всего во второй половине лета, когда подрастут молодые первого выводка. Обычно переселение длится до первых морозов, так как белки, как правило, останавливаются там, где их захватывают морозы, мало считаясь с количеством корма. Но мороз имеет значение лишь до известной степени, и сильный голод может заставить белок продолжать свое путешествие и зимой, хотя обычно такие перемещения бывают уже меньших размеров. Насколько можно судить по тем данным, которыми мы располагаем, перемещения белок совершаются сплошной волной. «Ходовая» белка, как ее называют промышленники, отличается от «местовой» или «таборной» тем, что кожа и мех на ее лапках бывают потерты. Зверьки движутся не сплошной массой, как это часто представляют себе, а на известном расстоянии друг от друга, иначе говоря, они идут не сомкнутым строем, а разомкнутой лавой, и только перед препятствием, когда передние особи задерживаются, задние же продолжают прибывать, происходит временный затор. Возвращаются ли зверьки назад из своих больших странствований — опять-таки вопрос не ясный. С одной стороны, имеются несомненные указания, что зверьки возвращаются, но, конечно, если переселение было далекое, то возвращаются лишь жалкие остатки огромных полчищ. С другой стороны, места, из которых выселились белки, годами пустуют (по некоторым наблюдениям до семи лет). По-видимому, все зависит от размеров переселения.
Хотя вначале мы сказали, что причиной переселений можно считать недостаток корма, но всецело объяснить интересующее нас явление поисками пищи нельзя хотя бы потому, что часто белки трогаются с места при изобилии корма. По-видимому, как и в размножении, не только внешние причины играют роль побудителя к кочевкам. Очевидно, что и в самом зверьке заложено стремление к передвижениям, которое представляет собой такой же наследственный инстинкт белки, как собирание запасов на зиму, постройка гнезда и т. д.
Переходя к описанию промысла белок, остановимся хотя бы самых общих чертах на белковании, иначе белковьи, играющем такую огромную роль в жизни нашего севера. На огромном протяжении тайги от Белого моря и до Великого океана белкование носит в различных районах несколько различный характер. Это и понятно: и географические условия, и быт охотников-промысловиков на этом огромном пространстве различны.
Много писалось про белковье, про эту «страдную» пору северных охотников-промысловиков, и сухих научных исследований и поэтических очерков. Многие из этих описаний устарели. По, несмотря на огромные социально-политические и экономические изменения, происшедшие и в глухой тайге, до сих пор местами еще порой можно встретить эвенка, как его картинно изобразил еще в 1865 г. Кривошапкин, с луком и колчаном, наполненным стрелами самых разнообразных родов: с тупыми концами или оканчивающимися «копьецами различной величины, смотря по зверю, и с тамором, т. е. с деревянной шишкой на конце, чтобы глушить мелких зверьков, не портя их дорогой шкурки, и с орлиными перьями на рукоятке стрелы». Но эти картины уже отходят в вечность.
Каждую осень отправляются артели белковщиков, в зависимости от местности и обычаев, то пешком на лыжах, таща за собой легкие нарты с несложным снаряжением и самым необходимым запасом продовольствия для людей и собак, то еще по чернотропу, навьючив свой скарб на приземистых коней, то сплавляются по рекам — единственным, удобным путям во многих местностях севера — на легких лодках.
По понятным лишь таежным жителям «записям» (зарубкам) на деревьях и другим приметам находят промысловики дорогу к зимовью. Прибыв на место, прежде всего, поправляют старый или срубают новый балаган, так как охотники, опасаясь пожара, избегают селиться в помещении из сухого леса. Затем на высоких, гладко обтесанных столбах устраивается лабаз для склада провизии и добытой пушнины. Иногда сруб этот делается на одном столбе и тогда называется щамьей. Назначение лабаза и щамьи — предохранить запасы и сборы от хищных зверей. С этой-то целью и столбы, на которых они держатся, гладко обтесываются. Наконец, осматривают, приводят в порядок и ставят новые ловушки: плашки и черканы на белок, горностая и на других зверьков, капканы разных родов на лисиц и т. д.
Так обычно промышляют русские охотники. Эвенки же, промышляющие на всем огромном пространстве от Колыма и Охотского моря до среднего течения Оби, в течение осени (ноябрь-декабрь) и второй половины зимы (февраль-март) добывают белку, передвигаясь изо дня в день со всем своим скарбом и семьей по великому азиатскому лесу на оленях. Они особенно славятся как охотники. По утверждению исследователей, заслуживающих полного доверия, эвенки по «шахтаре», т. е. по снежным порошинкам, сбитым с ветвей прыгающей белкой, могут выследить ее и определить, где скрывается зверек, пусто ли гайно (гнездо) или занято, а когда снегопад задерживается, они определяют зверька по повернутым листьям и по поломанным веткам.
Для всех народностей нашего Севера, занимающихся пушным промыслом и живущих на огромном таежном пространстве от Финского залива до берегов Тихого океана, белка служит основным предметом охоты.
Однако от белки, как и от всех прочих наших пушных зверей, можно было бы получать значительно больше пользы и притом не только за счет количества, а главным образом за счет качества шкурок. Дело в том, что охотники не всегда тщательно снимают и правят шкурку и тем самым ее обесценивают. Часто при съемке высоко обрезают лапки, так что часть меха не используется, прорезают кожу, особенно на голове и у основания лапок, кости из хвоста не вылущиваются, и кожа на нем подпревает, снятую шкурку засушивают не расправив и т. д. Правда, за последние годы благодаря огромной организационной и культурно-массовой работе, проделанной государственными и кооперативными организациями, охотники стали обращаться со шкурками гораздо тщательней, но все же остается желать еще многого.