Над Западным Саяном


Это было в конце июня 1986 года. Горбатенький вертолет Ми-2 раскатился по-самолетному на взлетной полосе Шушенского аэропорта, набрал высоту и взял курс на юг. Там, в девственных горных массивах Западного Саяна, расположен один из относительно молодых государственных заповедников России.

Осталось справа Шушенское, приткнувшееся к большой излучине Енисея, проплыли внизу зеленеющие прямоугольники посевов, контуры небольших пастбищ с россыпью овец на них, и через несколько минут завиднелись горы. Их прикрывал слой кучевых облаков, двигавшихся навстречу вертолету. Выбравшись за пределы горного кряжа, они плавно соскальзывали по склонам предгорий и распластывались над равниной.

Вначале невысокие, покрытые щетиной леса, складки местности становились все выше, склоны их — все круче, и вот уже под нами замелькали горные тундры и гольцы. Вертолетик поднялся на три километра, оставив под собой разорванный на множество клоков облачный слой.

Удивительны ощущения во время полета. Вибрация и гул мотора умеренные, позволяют пассажирам общаться, обмениваться мнениями. Потолок, часть стен и пола прозрачны, обзор прекрасный. Не покидает чувство невесомости, раскованности. Помню, так же чувствовали себя и пассажиры «воздушного такси» — самолета Як-12. Он имел четыре места, летал со скоростью 120—150 километров в час, садился на крохотном пятачке. При желании можно было открыть боковое стекло, положить локоть на раму (совсем как в автомашине) и наслаждаться врывающимся в кабину упругим воздухом. Як-12 был очень удобен для охотоведов и зоологов, проводивших обследование охотничьих угодий, заповедников и заказников, и для лесников, патрулировавших леса в пожароопасные периоды. Легок, надежен, дешев. Почему упрямый научно-технический прогресс смел его с пути развития авиации? Почему не дал нам ничего более современного, но столь же удобного и дешевого? Одна из многих тысяч загадок, на которые его величество НТП не может или не хочет ответить…

Вертолет летел уже над настоящей горной страной, красивой, величественной. В ущельях извивались ленты горных ручьев и рек. Они утопали в тени и казались очень далекими. На крутых перепадах ленты серебрились, отражая на бурунах отблески света. Не более чем через минуту после очередного ущелья под вертолетом вздыбился гребень горного хребта: рукой подать до редких наверху зарослей кедра и лиственницы, до скалистых останцов, до лысых, лишенных растительности каменистых плешин. На склонах были видны тропы, пробитые сибирскими горными козлами. Сами звери, закончившие утреннюю кормежку, отдыхали в укромных местах.

Часа через полтора вертолет сделал разворот и вошел, постепенно снижаясь, в долину реки Ура. Вскоре вершины окаймляющих ущелье гор высились над нами, а сбоку проносились облесенные склоны.

— Марал! — показал рукой вниз штурман, и мы успели увидеть сквозь прозрачный пол кабины коричневатую спину бегущего зверя.

Когда замер винт и мы вышли наружу, в легкие хлынул ароматный смолистый воздух кедрового леса, нагретого июньским солнцем. Вокруг стояла удивительная тишина, нарушаемая пением птиц и слабым звоном речных струй на ближайшем перекате.

— Господи,— промолвил один из нас, — есть же на свете такая благодать! Почему сидим в прокопченных городах, почему не бежим в тайгу?

Ответить ему было нечего. По-видимому, все представили себя живущими здесь, в золотистом кедровнике, на берегу прозрачной реки.

До лесничества было метров двести. Бревенчатый длинный дом, окруженный незамысловатыми хозяйственными постройками. В огороженном жердями загоне напротив лесничества — упитанные коренастые лошади, доброжелательно, но без особого интереса разглядывающие нас. Рыжая лайка, привязанная около просторной будки и явно стремящаяся обратить на себя внимание людей.

Из дома вышли три лесника, молодых сухощавых парня. Хорошие ребята, сказал потом о них лесничий, старательные, но холостяки, надолго здесь не задержатся. Прежние, семейные, уехали, когда дети стали подрастать и пришла пора думать об их учебе. А этим жениться надо, тоже проблема. Как это сделать, если ближайший поселок в сотне километров и в «цивилизации» бываешь только во время отпуска… Однако лесники не выглядели обиженными судьбой и охотно рассказывали нам о себе и своей работе.

Пока наши спутники занимались служебными делами, я подошел к стенду, на котором была помещена краткая информация о Саяно-Шушенском заповеднике.

Организован в 1976 году в наиболее труднодоступной части Саян, по левобережью Енисея. Площадь столько-то гектаров. Заповедная территория — одна из немногих в Сибири, где не проявлялось влияние человека: не прокладывались транспортные пути, не велись лесозаготовки и сельское хозяйство… В заповедник включены все типичные ландшафты региона, и прежде всего кедровая и лиственничная тайга, остепненные горные участки. Дальше шла характеристика флоры и фауны, с перечнем наиболее ценных и редких видов растений и животных.

В начале 1986 года Саяно-Шушенский заповедник получил статус биосферного.

Представилось огромное, раскинувшееся на сотни тысяч гектаров заповедное царство. А перед нами приоткрылась красота лишь одной его крошечной части. Захотелось побывать и в других урочищах, не торопясь пройти по звериным тропам, понаблюдать из укромной засидки за жизнью четвероногих и пернатых обитателей заповедника. Но летное время — а нам выделили всего пять часов — быстротекуче и дорого. Выпив по кружке воды из Большого Ура, не загрязненного промышленными отходами, и ополоснув лица, мы сели в вертолет и полетели дальше.

Приземлялись еще в двух местах и не переставали и на земле, и в воздухе восторгаться красотой Саянской горной страны. А затем вошли в долину Енисея. И здесь настроение стало портиться. В увиденном не было ничего неожиданного, ведь мы давно знали, что эта река перекрыта высокой плотиной Саяно-Шушенской ГЭС и что влияние водохранилища распространяется на заповедную территорию. Площадь затопления составляет 4,5 тысячи гектаров, чуть больше одного процента. Вроде бы немного, нет причин для беспокойства. Однако…

На скалистых, почти отвесных берегах Енисея четко запечатлелась верхняя граница подъема воды, которая опускается, по мере срабатывания запаса, на несколько метров. Немногочисленные косы были покрыты засохшими деревьями и кустарниками. Затем их полоса появилась вдоль более пологих берегов. Изменился цвет воды, из синей она стала желтоватой.

Чем дальше мы летели, тем неприятнее было смотреть вниз. Полоса погибшего леса по прибрежьям вычерчивала неровный контур. Устья притоков Енисея были забиты топляком, он же в беспорядке громоздился на обнажившихся песчаных косах. Неважно, что часть этой картины мы наблюдали уже за пределами заповедной территории, — впечатление от неразумного обращения с природой, как всегда в подобных случаях, было гнетущим.

— И это еще не все, — сказал летевший с нами лесничий заповедника. — Водохранилище пока не добралось до верхней проектной отметки. В будущем под воду уйдут большие площади…

Вспомнились затопленные березняки вдоль побережья Красноярского водохранилища, где мне довелось побывать лет десять тому назад. Забитые топляком и отмирающим сухостоем затоны с мертвой, застойной водой. Пришли на память строки из газетных корреспонденций, вопиющих о безобразной подготовке ложа многих других водохранилищ. Все бесполезно! Гниют, загрязняют воды, ломают винты теплоходов, забивают турбины электростанций миллионы неубранных деревьев. А безоглядная ведомственность, столь сурово осужденная на XXVII съезде КПСС, творит свои дела: создавая мощные гидроэлектростанции, наносит в то же время непоправимый урон природе и обществу в целом. И вот уже в «сфере влияния» очередной ГЭС — прекраснейший, уникальный заповедник. Да, площадь затопления заповедной территории невелика. Но, как сказано в посвященном заповеднику буклете, режим водохранилища будет определяться его большим объемом и резкими колебаниями уровня воды. Неизбежны глубокие изменения в прибрежных биогеоценозах.

В научном профиле Саяно-Шушенского заповедника предусмотрена необходимость изучения влияния водохранилища на заповедные экосистемы. Но пока ученые организуют и развертывают эти исследования, беды, вызванные строительством ГЭС, уже налицо.

— Перевелся хариус в Большом Уре, — рассказали лесники, — Раньше была масса, а теперь нет. Куда делся, ума не приложим.

Что уж тут ломать голову, все яснее ясного, поняли мы, поглядывая сверху на притихшие воды замутненного Енисея. Водохранилище действует. Всемогущий антропогенный фактор! Куда укрыться от него беззащитной природе?..

Не секрет, что жизнь подчас хороша контрастами. На смену грусти приходит радость, воспринимаемая тогда особенно остро. Наше огорчение поубавилось, когда, пролетая над зеленым альпийским лугом, мы увидели, как медведица, заслышавшая вертолет, «спасала» от него своего малыша. Направив его к ближайшим россыпям, она решила, что это убежище ненадежно, и погнала звереныша вниз, к верхней опушке леса. Все это произошло на наших глазах за считанные секунды. Хорошо были видны и растерянность медведицы, и недоумение медвежонка, которого мамаша из-за какой-то шумной птицы заставила кидаться из стороны в сторону. Нет, богата все-таки живая жизнь в заповеднике…

Ландшафт под вертолетом изменился. Поплыли сглаженные вершины гор, покрытые ромбовидными каменными пластинами, напоминающими чешую огромных ящеров. Стали часто встречаться озера. Верхние были еще подо льдом, а нижние (разница в уровнях всего 200—300 метров) радовали глаз чудесной синевой открытой воды. Тени облаков лежали на горной тайге, переламываясь на хребтах и сгущаясь в долинах.

Заповедный горный край околдовал и меня, и — я это видел по их глазам — моих спутников. Как бывало не раз во время пребывания в заповедниках, я от всей души пожалел тех, кто не видел истинную красоту Земли.